— Подходите, подходите, товарищи строители, — поторопил их Егор Егорыч. — Без задержки.
Увидев, как некоторые ребята, особенно Вася Подлужный, насупились, Арсений сказал Кисляеву на ухо:
— Может, взять одну на всех?
— Эх ты, добрая душа! Уже сжалился? — сердито ответил ему Кисляев. — Нет уж, перетерпим, а то еще у кого-нибудь разъест губу.
— Держиморда ты, — тихонько бросил ему Подлужный.
Егор Егорыч поднялся из плавлавки:
— Что же вы, други?
— Благодарствуем, Егор Егорыч, — ответил Морошка тихонько. — Поостеречься надо.
Отказ взрывников от спирта из боязни беды на шивере доконал Егора Егорыча окончательно. Голос у него сразу осип, как с простуды:
— Так опасно, да?
— Береженого, говорят, бог бережет, — уклончиво ответил Морошка.
— Тогда что же? — замялся Егор Егорыч. — Тогда, друг Арсений, отдай чалки. Спасибо, что упредил. Премного благодарен.
Плавлавку быстро отбило струей от брандвахты, и только тогда послышался шум ее машины. Из одной каюты, обращенной к реке, выскочил Мерцалов, а за ним — матросы с земснаряда, успевшие попасть в гости к вольнице.
— Куда она, товарищ прораб?
— Отходит, а? Неужели отходит?
— Эй, Его-о-орыч! Его-о-рыч!
Не отвечая, Арсений медленно пошел с брандвахты. Он был очень доволен, что так легко, по совету Кисляева, отделался от плавлавки, и у него немного отлегло от сердца. За вечер весь закупленный спирт будет выпит, конечно, но на этом пьянка и закончится. Гужовки, страшной гужовки не будет.
V
К вечеру на Буйной стало шумно. На брандвахте и земснаряде раздавались переливчатые звуки гармоней, стукоток перепляса, развеселые песни…
На заходе солнца к берегу как-то незаметно приблизился идущий вверх по реке глиссер геологической экспедиции. Он слегка вылез на отмель, и с него осторожно спустился Борис Белявский. Первой его увидела повариха Варенька. Увидела, да сразу-то даже и не признала в нем того странного моториста, какой, позабыв о мужской гордости, так настойчиво, на смех людям, гонялся за обыкновенной девчонкой, не бог весь какой красавицей.
Борис Белявский был даже форсистее, чем в первый день своего появления на Буйной. Все на нем с иголочки, все модно, элегантно. Что и говорить, вкус у Белявского был отменный. Он напоминал, скорее всего, залетного туриста, а то и молодого поэта, какие в нынешнее время в поисках тем и героев забираются в любую глушь. Он шел, слегка оберегая ушибленную ногу, с высоко поднятой головой. Его львиная грива была заново обработана в парикмахерской — на зависть всем, кто живет в тайге безвылазно. Распрощался он и со своей бородкой, похожей на цветок репья-татарника.
— Батюшки мои, да ведь это ты, Боренька? — дождавшись Белявского у трапа, заговорила повариха. — Какой же ты форсистый! Какой баский! Тебя и не узнать. Гляжу, гляжу да все думаю: кто такой пожаловал? Как нога-то?
— Ходит, — ответил Белявский приветливо.
Сегодня немногие приходили в столовую, ужин растащили по каютам, и Варенька радешенька была зазвать к себе Белявского. Тот охотно принял приглашение: ему как раз и хотелось-то поговорить сейчас с бесхитростной поварихой. Садясь за стол, он заметил:
— А весело тут у вас!
Вареньке тоже досталась бутылка спирта, она берегла ее, конечно, для Мерцалова, но тот, к удивлению поварихи, пил нынче весьма сдержанно, да и своим друзьям не давал большой воли. И Варенька по своей природной доброте решила угостить Белявского.
— Вот и тебе! — сказала она, радуясь тому, что может угодить красивому парню. — Пей! А то что же получается? Все гуляют, а ты так?
— Спасибо, Варенька, — ласково поблагодарил ее Белявский. — Только я не буду.
Варенька так и опешила:
— Пошто же? Неужто излечился заодно?
— Да нет, так отшибло.
— Начисто? Вот чудеса-то!
Ужинал Белявский неторопливо, неохотно, растягивая время, не решаясь сразу же приступать к расспросам.
Он посвежел от безделья и хороших харчей. Но еще более изменилось выражение его лица. Никакой жестокости в очертаниях губ — одна мягкость, за какой неизменно таится улыбка. Никакой иконописной скорбности во взгляде — смотрел он с надеждой и вдумчиво.
— Будто подменили тебя в больнице-то, — не переставая удивляться, отметила Варенька.
— Может, и подменили… — стараясь угодить поварихе, покорно согласился Белявский и начал издалека: — А у вас как дела?
— Все рвали, — ответила Варенька.