Два бакенщика (рабочие поста, как называют их теперь) красили белилами новый бакен, а бригадир Емельян Горяев, живущий на самой Буйной, сидел около на чурбане и дымил цигаркой. Жестом руки пригласив Родыгина на свободный чурбан, он пожаловался, но, очевидно, лишь для того, чтобы начать разговор:
— Опять сорвало.
— Где? — вынужденно поинтересовался Родыгин.
— Опять же против быка. Одно наказание… — И только после этого спросил: — Торопились, стало быть, что с ночевкой вышли?
— Из сплавконторы радировали — будут здесь утром, вот и пришлось выйти на ночь глядя, — пояснил Родыгин. — Отчего же произошла авария? Кто виноват?
— А никто, однако.
— Так не бывает.
— Всяко бывает.
— Слушай, бригадир, мне срочно подняться надо, — сказал Родыгин, хмурясь, очевидно недовольный рассуждениями речника. — Кстати, и тебе надо со мной…
— Опять следствие будет? — спросил Горяев.
— Сплавщики, возможно, уже на шивере…
— Все равно придется погодить, — сказал Горяев, вероятно втайне довольный тем, что может показать свою власть на реке. — Там сейчас не ход, а мышиная щель. На самой середке — во какой каменюка.
— Неужели не проведешь? — спросил Родыгин.
— Да я-то могу…
— Вот и проведи!
— Не имею права. Ход закрыт.
— Сам закрыл — сам и открой.
— Незаконно.
— Ну, знаешь! — воскликнул Родыгин уже с некоторым раздражением. — Тут все законы в наших руках.
— Законы как законы, — всерьез уперся Горяев. — Их соблюдать надо, особенно на такой реке. Случись беда — кто в ответе?
— Я, — сказал Родыгин твердо.
— Нет, тут я в ответе, — возразил Горяев суховато. — Вот взорвут камень — тогда и поднимемся. Они должны скоро выйти.
— Где там скоро!
— Я вам говорю, — упорствовал Горяев. — Теперь для них смастерить заряд — пустое дело.
И Горяев, открыто гордясь взрывниками, работающими на шивере, рассказал Родыгину о том, как они вчера усовершенствовали заряд. Выслушав бригадира с недоверием и отчего-то заметно бледнея, Родыгин переспросил:
— И взорвали?
— На моих глазах, — ответил Горяев.
— Когда же это было?
— А вчерась, под вечер…
Рассказ бригадира озадачил Родыгина. Без его участия нигде не проводились никакие испытания или усовершенствования. Арсений Морошка грубо нарушил заведенный порядок. «И ведь знал уже, что сегодня буду на шивере, — возмущался про себя Родыгин. — Знал, а не захотел ждать…» Это не могло быть случайностью.
— Ну, я пошел, — сказал он, поднимаясь с чурбана.
— Куда? — помаргивая, спросил Горяев. — В прорабство.
— Жизни не жалко?
— Надо.
— Оказывается, смельчак ты, инженер, — заговорил Горяев другим тоном. — Смелых мы уважаем…
— Значит, поведешь?
— Удивил ты меня…
Не знал Горяев, что своей сговорчивостью он оказывает плохую услугу Арсению Морошке…
II
Трудно подниматься по шивере, особенно если на ней извилистый судовой ход: крученая, каверзная струя так швыряет судно из стороны в сторону, что чуть оплошай — выбросит за бакены. Нельзя подниматься слишком медленно — не одолеть встречного течения, но нельзя подниматься и слишком напористо — корма осядет, и прорвешь об острые камни днище. Только опытные речники могут вести судно в порожистых местах, где простым глазом видно, как сливаются воды реки с подводной грядой, перегородившей ее русло.
Еще труднее подниматься в жизни.
Совсем недавно Родыгин с трудом выбрался из дальневосточной тайги, где проработал несколько лет, в большой сибирский город. Сбылась его давнишняя мечта. Но вот началась реконструкция Нижней Ангары, и его опять отправили в глушь: скорее всего, не понравился кому-то из начальства…
Все пришлось начинать сызнова.
Обстановка в Железнове была для Родыгина весьма благоприятной. Внедрялся новый метод рыхления речного дна, при удаче можно было даже прогреметь. Начальником строительного управления работал пожилой, опытный речник Григорий Лукьянович Завьялов, отлично знающий все шиверы, перекаты и пороги на Нижней Ангаре. Но он носился как угорелый в разных сферах высоко над конторой: то летел в Братск, финансировавший работы, то в Красноярск, где добывал суда, земснаряды, краны и взрывчатые вещества, то налаживал весьма сложные отношения с местными властями и разными организациями, в помощи которых постоянно нуждались все прорабства. Организационная суматоха отнимала у Завьялова все силы без остатка. И он поневоле передал в ведение главного инженера основное дело — скалоуборочные работы.