— Прошу учесть: на обсуждение вопроса отводится полчаса, — предупредил Астахов и кивнул на небольшие настольные часы, обращенные циферблатом к участникам заседания, приглашая всех следить за их ходом. — Строительство в Братске набрало сейчас большие темпы, и этому мы все, конечно, очень рады. Никаких разговоров об отсрочке заполнения водохранилища не может быть. Тем более что нас заверили: до того, как вода пойдет на убыль, все грузы для нашего района безусловно будут завезены. Будет сплавлена и вся древесина. Так что — никаких волнений. Нам остается лишь позаботиться о навигации будущего года.
Он взглянул на Завьялова и спросил:
— Кто из вас доложит?
Очевидно, он не хотел обижать подчиненных Завьялова, приглашенных вместе с ним на заседание. Но Родыгин не сомневался, что Астахов хотел, конечно же, выслушать прежде всего самого начальника стройуправления. Однако Завьялов, воспользовавшись его деликатностью, тут же учтиво предложил, как предлагают, в застолье отпробовать пирог:
— Василий Матвеевич, начните…
На глазах у всех он выставил его, Родыгина, на растерзание, а сам шмыгнул в кусты. Но Астахов почему-то промолчал, будто и не заметил его хитрой уловки.
Так он, Родыгин, оказался один на один с бедой.
Он вынужден был заговорить, даже не успев решить, какую же занять позицию для обороны. Он сообщил общий план скалоуборочных работ. В прошлом году («Должны сообразить: до появления главного инженера Родыгина!») выработка была весьма незначительной; в нынешнем году («Уже при Родыгине!») она увеличилась во много раз. Достигнуты значительные успехи. Вот цифры… Сейчас работы ведутся на протяжении четырехсот километров, начиная почти от самого устья Ангары. Одно прорабство — на шивере Мурожной — уже расширило и очистило судовой ход. Четыре прорабства в самом нижнем течении реки закончат работы лишь летом будущего года, но это не беда — там во всяком случае сохранятся достаточные глубины. А вот на Буйной…
— Скажите, почему там не расширяется судовой ход, а делается новый? — спросил Астахов, вероятно торопясь добраться до существа дела.
— Вот карта шиверы… — Родыгин развернул ее перед Астаховым. — Вот, взгляните, здесь проходит гряда, здесь…
— Все ясно, — сказал Астахов, поняв все с одного взгляда. — Расширять и углублять старый ход невыгодно. Он очень извилист.
— Совершенно верно.
— Какие там породы?
— Кварцитовидные доломиты.
— Это, кажется, девятая категория?
— Да.
— Сколько же требуется времени, чтобы доделать прорезь?
— По всем расчетам — три месяца.
— Но ведь надо успеть до осени…
— Знаю. Понимаю. Все, как есть.
— Где же выход?
Родыгин с большим усилием задвигал челюстями, будто прожевывая что-то жесткое, а его нос засверкал от капелек пота.
— Садитесь, — сжалился над ним Астахов. — А что скажет нам товарищ Морошка?
Прораб с Буйной поднялся без каких-либо признаков робости, словно ему не впервые выступать на заседаниях райкома. И Родыгин заметил, что Астахову, должно быть, понравилась та непосредственность Морошки, какая чаще всего наблюдается у рабочих людей, — секретарь смотрел на него с интересом, а возможно, и с надеждой.
— Это правда, по всем расчетам на прорезь надо еще три месяца, — начал Морошка, по всегдашней привычке не спеша и словно с уважением отдавая дань трезвому взгляду главного инженера на занимающее всех дело. — Но я тут подумал сейчас… — Здесь у него не обошлось-таки без длительной заминки от стеснительности. — А есть все же один выход! Есть! Можно попробовать, глядишь, и доделаем…
Он будто двинул кулачищем под ребра. Родыгин почувствовал, что все его лицо и шея наливаются кровью.
— Интересно, — еще более оживился Астахов. — Продолжайте.
— А тут и говорить-то нечего… — Морошка опять несколько замялся, но под ободряющим взглядом секретаря райкома довольно быстро пришел в себя и продолжал: — Сейчас мы готовим прорезь шириною в шестьдесят метров. А ведь ее можно и вдвое обузить. Сделать не шире старого хода — и ладно. А будущим летом доделаем, расширим…
Он взлетел перед райкомом как орлик…
У Родыгина в эту минуту занемели скулы. «Врет, негодяй, что только сейчас додумался! Молчал! Решил усадить в лужу! На таком заседании! — думал он с ненавистью. — И действует, безусловно, по подсказке Завьялова. Теперь-то ясно, почему Завьялов заставил меня выступить первым…» Не прося слова, он вдруг выпалил с места: