Выбрать главу

Выйдя вслед за Морошкой из каюты и сойдя в большом возбуждении на берег, Родыгин небрежно поздоровался с бригадой, готовящей заряд, и остановил взгляд лишь на старом взрывнике, который стоял у спаровки, сурово хмурясь, определенно в ожидании расправы.

— Так вот, товарищ Волков… — Родыгин помолчал, стиснув скулы, изображая, что ему чертовски трудно говорить старику горькие слова и он лишь по долгу службы обязан вершить свой правый суд беспощадно. — Вы отстраняетесь от работы.

Такому прославленному взрывнику, как Демид Назарыч, конечно, нелегко на старости лет, да еще на людях, услышать эти слова, и Родыгин, понимая это, рассчитывал одним ударом выбить почву из-под его ног. Но Демид Назарыч, к удивлению Родыгина, даже и не дрогнул, а только, показалось, стал черней с лица да слегка, словно прицеливаясь, шевельнул левой бровью. Присутствие бригады, скорее всего, помогло его дьявольской выдержке. И когда Родыгин понял, что ошибся в расчете, в груди его потянуло сквознячком: до чего же трудно, оказывается, иметь дело с людьми, которые многие годы запросто водятся со смертью!

— А за что? — спокойно, без удивления и обиды спросил Демид Назарыч; взгляд его зорких, острых глаз говорил, что хотя он и знает, за что отстраняется от работы, но желает, ради интереса, услышать об этом от самого главного инженера.

— Вы знаете, за что… — избегая прямого ответа, проворчал Родыгин и нахмурился из-за каверзы старика.

— А все ж?

— За то, что нарушаете технику безопасности. За то, что слушаетесь дурацких приказов. Мало этого?

— И насовсем? — переспросил Демид Назарыч.

Сквознячок уже прихватывал грудь Родыгина, и он, теряясь, ответил рассеянно:

— До разбора дела.

— И дело уже заводите?

— А как же!

— Так, ясно и понятно.

Невозмутимое спокойствие и теперь, когда речь зашла о «деле», не покинуло Демида Назарыча. И такое зло вдруг взяло Родыгина оттого, что здесь, в тайге, на каждом шагу встречаются ему люди какого-то особого закала, особой выдержки, особой силы! И Родыгин, свирепея по этой причине, решил ударить старика еще раз, надеясь все же сбить его наповал…

— Обойдется без суда — останетесь взрывником, — сказал он, вцепившись взглядом в Демида Назарыча и ожидая, как дрогнет его лицо.

— Ясно и понятно, — не дрогнув, повторил старик.

— А пока работайте простым рабочим.

— Я всю жизнь простой рабочий, — с едва приметной усмешкой ответил Демид Назарыч. — Милое дело.

Родыгин знал: самое верное средство сразить старика — отобрать у него заветную красную книжку, какую он много лет бережно носил рядом с партбилетом. И зло разбирало вовсю, и нестерпимо чесались руки, и хотелось сдержать свое слово перед Морошкой, но Родыгин на какой-то последней грани опомнился, с минуту держал зубы стиснутыми, пока не занемели скулы, и затем сказал:

— Отдайте запалы Подлужному…

С напряженным вниманием и тревогой наблюдал Арсений Морошка и за Родыгиным и за Демидом Назарычем. «И откуда у него эта сила? Прожил трудную жизнь? Был на войне? Тысячу раз встречался со смертью? — гадал Морошка. — И все-таки, однако, не только это…» Он видел, как озлобился Родыгин, и ждал, что он вот-вот заговорит о книжке. Ему уже представилось, как Демид Назарыч вытаскивает из нагрудного кармана запрятанные от сырости в мешочки из полиэтиленовой пленки свои документы и перебирает их перед Родыгиным. И тут Морошку осенило: «А-а, знаю отчего!» И Морошке, у которого минуту назад на душе было так тоскливо, хоть криком кричи, сразу же полегчало, будто вышел из глухомани на перевал, откуда открылись необозримые просторы. И Морошку совсем не удивляло теперь, что Родыгин струсил перед Демидом Назарычем. Так и должно быть. Он посмотрел на батю долгим, влюбленным взглядом и сказал с хитрецой:

— Отдай, батя, — и взглядом добавил, что очень рад его победе.

Но Вася Подлужный, обидевшись за Демида Назарыча, сказал сквозь зубы:

— А я не возьму! Я не желаю!

— Возьми, Вася, — ласково, многозначительно попросил его Морошка. — Не упрямься.

Ничего не понимая, Вася Подлужный тяжело засопел, еще раз встретился с пристальным взглядом Морошки — и только тогда принял от Демида Назарыча его тяжелую сумку.