— Сегодня в Погорюй не пошел…
— А что там в Погорюе? Я вон какого глухаря ухлопал! Едва донес. Ну, я бегу…
Взбегая по трапу, Володя подивился про себя, как дивился часто: «Вот глазастый! Уже заметил…» Он всегда думал о Морошке с восхищением и завистью. Даже теперь, когда именно он, Морошка, оказался виновником его терзаний.
Из всех парней на Буйной, кажется, только Володя Полетаев застенчиво сторонился Гели. Никто и не подозревал, что именно он тянулся к ней сильнее любого из ее поклонников, не скрывавших своего интереса.
Ему нравилось мечтать о том, как он, собираясь возвратиться в Новосибирск, уговорит вернуться туда и Гелю. За зиму он поможет ей подготовиться в институт… Но и того, о чем думалось, было вполне достаточно, чтобы Володя мог чувствовать себя на седьмом небе. Он знал, что никогда, вероятно, не решится открыть свои мысли Геле, но с каждым днем сживался с ними все крепче да крепче. Когда же все стало известно, Володя действительно стал сторониться и Морошки и Гели.
Уже зажигались огни, когда взрывники потянулись к прорабской. Лучше всего было собраться на брандвахте, чтобы не тревожить Гелю, но там могли помешать разговору люди, которым не дорого дело.
— Только без шума, — предупреждал Морошка всех, кто переступал порог, и указывал взглядом на перегородку, за которой находилась Геля.
Рабочие, ходившие вместе с Морошкой в Погорюй, молча рассаживались в прихожей, вокруг стола с лампешкой, а Демид Назарыч спросил:
— Что с нею?
— Занедужила, — нехотя ответил Морошка.
— Температура?
— Небольшая… Как в тайге-то?
— Чутко, — ответил Демид Назарыч. — Глухарь уже строгий.
— Очень строгий, — подтвердил Володя тоном бывалого таежного промысловика, на что давал ему право краснобровый красавец, сраженный картечью с первого выстрела.
— Заосеняло…
— Скоро лист потечет.
Их поддержали друзья негромко, но живо:
— Вечерами на воде уже здорово холодно.
— А ночами? Клацаешь зубами под одеяльцем, как голодный волк.
— Круто берет осень, круто…
— У нас так… — заговорил Морошка, приглушая, сколь возможно, свой басище. — В начале августа — теплые, даже жаркие дни. А в конце, бывает, как дунет сиверко, как зарядят дожди — прощай, лето! У нашей осени мертвая хватка.
Вася Подлужный, так и не раздобывший в Погорюе бражки и оттого недовольный всем на свете, нетерпеливо перебил прораба:
— Звал-то зачем?
— А вот сказать, какая у нас бывает осень.
— Нашел о чем! Лирика!
— Это для начала лирика, я так понимаю, — заговорил Кисляев. — А гарнир к ней? Надо успеть закончить до непогоды хотя бы взрывные работы. Так, да? А много еще рвать?
— Вот карта, глядите…
Сидящего за столом Морошку обступили со всех сторон. Он рассказал, что для соединения двух трасс, верхней и нижней, решено из-за недостатка времени пробить пока вдвое зауженную прорезь, которая будущим летом будет расширена в обе стороны до проектных границ. Рассказал и о своих расчетах: теперь, имея заряд Волкова, взрывные работы можно закончить за две недели — наверняка до осенней непогоды.
— Ну и навалились, — проговорил он затем, начиная работать локтями. — И сопят кругом, как быки.
— Тут засопишь, — отходя от стола, со вздохом сказал Вася Подлужный.
— Сопи не сопи, а вопрос ясен, — сказал Кисляев, отрываясь от карты шиверы. — Рвать при ветре и дожде нельзя. Всем известно. Значит, надо успеть до непогоды. Хорошо, если она нагрянет только через две недели, а если раньше? Надо гнать и гнать!
— Да тише ты! — зашипел на него Володя Полетаев.
Ему было приятно думать, что Геля слышит, как он заботится о ее покое. И еще ему хотелось, чтобы она узнала сейчас, какой он сообразительный парень — не хуже Морошки. И он заговорил быстрым шепотком, но так, чтобы Геля, конечно, могла расслышать все его слова.
— Я уверен, что все мы давно думаем о том, как побыстрее доделать прорезь, — начал он. — Уверен. Иначе и быть не могло. Так у нас устроены мозги.
— Не у всех, — подал голос Подлужный, присев на корточки у глухой стены. — Вот мне совсем и не думалось.
— О тебе нет и речи.
— Что-о?
— Да тише ты!
— Он не в настроении, вот и болтает что попало, — пояснил Уваров. — Врет, и у него крутились шарики, хотя, конечно, и похуже, чем у других. А о прорези… Развязаться надо с нею да поскорее сматываться отсюда! Вот мое слово!
— Все, что надумано, — в общий котел, — предложил Володя. — Для начала вот мой пай. У нас все лето стоит без дела большая спаровка. Можем мы снять с нее площадку?