— Неужели все так плохо?
У Тома вырвался возглас досады. Он опять покачал головой — как папаша, не верящий дурным вестям о сыне.
— Оставим Люси. Почему ты не позвонил моему отцу насчет работы?
— Чего?
— Я из кожи лез вон, чтобы тебе дали работу. К интервью ты не соизволил подготовиться, нес всякий бред. Отец сказал, что тебе нельзя доверить даже заварку чая. Но я убедил его дать тебе еще один шанс, сказал, что ты со странностями, но на самом деле хорошо пишешь, редактор звонил тебе три раза и оставлял сообщения, а в ответ звонил Генри и говорил, что ты уехал.
— О господи.
— Куда ты, кстати, уехал?
— В Донкастер, Суффолк.
Том ринулся в очередную атаку:
— Если ты думаешь, что я зол, то ты еще не видел Мэри. Какого черта, Фрэнк, что ты пытаешься себе доказать?
— Знаешь, Том, что я думаю? Я думаю, что пусть Мэри засунет свою обиду себе в задницу. Мне нассать с колокольни на то, что она думает. Зачем она хотела, чтобы я приехал в тот вечер? Не иначе чтобы похвастать своим дерьмовым дружком, ткнуть меня носом в дерьмо.
Том снова взвился:
— Это ты дерьмо! Отлично, Фрэнк, очень убедительно. Да она же любит тебя или любила раньше. Не хотела терять с тобой контакт, хотела, чтобы мы с Люси могли приглашать в гости и тебя, и ее. На самом деле она хотела показать — видишь, мы разбежались, ты мне сделал больно, но я не раскисаю.
— Я ей сделал больно? Она не раскисает?
Ой, как нестерпимо ломит в груди, когда жжет возмущение.
— Ты меня поражаешь, Фрэнк Похоже, ты решил наломать дров где только сможешь. Скажу тебе напрямик мы с Люси долго думали — ты, похоже, считаешь, что всю жизнь работать официантом — это нормально, но мы думаем иначе.
«Мы?» С какой стати он заговорил как Маргарет Тэтчер?
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что ты способен на большее, и мы считаем, что часть твоих проблем, да почти все они — в том, что ты не дотягиваешь до своего… — Том засопел, подступая к драматической развязке. — Да, Фрэнк, мы с Люси долго об этом думали…
— О чем конкретно?
Том опять засопел.
— Мы в тебе ошиблись, Фрэнк Ты считаешь себя ничтожеством и тратишь массу времени на то, чтобы и других убедить, что ты — ничтожество. Нам надоело.
— Спасибо, Том.
— Тебе, возможно, трудно смотреть в лицо правде, но мы считаем, что больше откладывать нельзя.
На несколько секунд наступило молчание. Том сложил руки на круглом брюшке. Он смотрел на меня без тени сомнения в своей правоте.
— Не знаю, что и сказать.
— Не надо ничего говорить, просто подумай. И реши для себя, что из этого следует.
Я уже все и без него обдумал. Подумал даже о том, что мой друг превратился в самодовольного, возомнившего о себе чистоплюя.
— Значит, вы больше не хотите, чтобы я был крестным отцом вашего ребенка?
Том поерзал на стуле.
— На данный момент это — не главный вопрос. Поживем — увидим. Пусть Люси решает, как быть.
— Значит, ты отказываешься со мной дружить, потому что я не преуспел в жизни?
— Это не совсем верно. Но, естественно, если ты будешь вести себя как раньше, вряд ли есть смысл продолжать отношения.
Том поднялся и посмотрел на часы.
— Я всегда знал, что ты — тори, Том. Не пойму, когда ты успел стать нацистом.
— Мне пора возвращаться. Выпишут, позвони. Ты где остановишься?
— У тебя?
Том выгнул бровь:
— Я сказал, будут выписывать — позвони, обсудим.
Том ушел. Я лежал и впитывал новость. Некоторые его слова глубоко меня задели. Что верно, то верно: я недооценил серьезность моей пьяной выходки у него в гостях, а потому теперь меня мучили угрызения совести. Весть о том, что отец Тома предлагал мне работу, застала меня врасплох. Однако я не чувствовал за собой особой вины. Ну не отвечал на звонки. Все равно бы отказался.
Обвинения в моей ничтожности вряд ли содержали для меня что-то новое. И все-таки мне не давала покоя мысль о движущих мотивах Тома. Вопросов было два, и на оба напрашивались неприятные ответы: а) какой человек станет называть своего лучшего друга ничтожеством? б) до какой степени нужно быть ничтожеством, чтобы твой лучший друг назвал тебя ничтожеством?
Я пришел к выводу, что не только оба вопроса, но и оба ответа имеют одинаковую важность: а) такую вещь может сказать только лучший друг, переставший быть лучшим другом; б) полным ничтожеством.
Для проверки ответа б) я быстренько прикинул «матан». Аргумент получился сильнее некуда:
Любые попытки найти изъян в расчетах яйца выеденного не стоили.