— Кто там? Войдите! Дверь не заперта.
Вошла Сорокина и остановилась в недоумении.
Улыбаясь, Инна и Наташа продолжали играть в четыре руки.
Глава пятьдесят вторая
Ударили крепкие декабрьские морозы. Из тысяч труб в небо тянулись белые дымки. Дымки клубились за машинами, над людьми. Люди, кутаясь в воротники и шали, шли быстро, чтобы поскорее очутиться в тепле квартир. Но Инна с Наташей не замечали мороза. Подпрыгивая, притопывая ногами, они стояли у дверей Наташиного дома.
— Нет, нет! Постой, постой, Наташка! — быстро говорила Инна. — Не так, не так! Ты меня не понимаешь.
— Понимаю. Все понимаю. А кто же тебе все это сделает? Подумаешь, какая барыня! Ей квартиру из пяти комнат, ей чтобы в театр каждый день! И даже пешком не ходить! На машине ездить!
— Нет, постой! Разве это плохо? Это же красиво!
Наташа задумывается. Ее отец тоже часто говорил о том, что каждая колхозная семья должна иметь хороший каменный дом со всеми удобствами, должна ездить на машинах и развлекаться.
— Красиво-то, конечно, красиво. Только у тебя, — как бы вслух размышляя, говорит Наташа, — вроде все с неба падает. Вот ты скажи, скажи! Кто тебе даст квартиру из пяти комнат? Кто тебе купит машину? Папочка?
Теперь задумывается Инна: «Действительно, кто же даст мне квартиру, кто купит машину?» Инна чувствует, что она в чем-то не права, досадует на себя.
Наташа озябла.
— Инка, идем в парадное. Там батарея есть. Тут в ледышку превратиться можно.
Инна нехотя идет за Наташей. Они прижимаются к горячей батарее и стоят в полумраке.
— Кто, говоришь, мне купит? Папа купит. И тебе отец купит. И всем купят.
Инна довольна. Ей кажется, что она нашла ключ. Но Наташа не уступает:
— У тебя отец полковник. Твой, может, и купит. И мой тоже. А Вальке Желткову кто купит? А Птахе? Да сама-то ты что будешь делать, если тебе все купят?
— Я? Я буду где-нибудь работать.
— А где ты будешь работать? Что будешь делать?
Вопрос ставит Инну в тупик. Она беспомощно смотрит на подругу.
Еще полгода назад Инна вполне соглашалась с матерью, что ее призвание — музыка, а будущее — сцена. Она радовалась, когда взрослые, главным образом мамины знакомые, расхваливали ее игру и голос. Теперь Инна ничего привлекательного в профессии артистки не видела. Она много наблюдала и думала.
«Как мать, петь в фойе кинотеатра перед началом сеанса, когда одни листают журналы, другие жуют конфеты, третьи разговаривают? — раздумывала Инна. — Нет! Если быть артисткой, то настоящей. Петь в опере».
Инна знала, что мать на такое не способна. Ей нередко было неловко, когда мать, которой уже исполнилось сорок четыре года, подергивая плечами и закатывая глаза, пела жанровые песенки:
В музыкальной школе Инна звезд с неба не снимала. Там никто не пророчил ей славы великой артистки. Она эту разницу в оценке ее таланта дома и в школе остро чувствовала и решила, что занятия музыкой, конечно, не бросит, но выберет в жизни другое интересное дело. Какое это будет дело, она еще не знала.
Родителей Инны почти никогда дома не было. После школы подруги шли к Инне, вместе готовили уроки, читали, играли на пианино.
Инна полюбила вдвоем с Наташей сесть за пианино и легкими прикосновениями к клавишам наполнить дом радостными, светлыми звуками.
Ей нравился и хороший сильный голос Наташи. Пела Наташа свободно, широко, с душой. Она не подергивала плечами, не закатывала глаз.
«Вот Наташка может быть настоящей артисткой! — думала Инна, слушая подругу. — А как красиво, проникновенно Наташа читает прозу!»
— Наташка, — прерывая подругу, шепчет Инна, — я же знаю, что тебе тоже хочется хорошо жить, что тебе хочется быть красивой, чтобы тебя все любили.
— Конечно, хочется.
— Скажи честно, а тебе хочется нравиться Зимину?
— Инка!
— Что Инка?
— Ну, пойми же, об этом не говорят!
Глаза Наташи умоляют подругу, чтобы она замолчала. Но Инна продолжает:
— Ты знаешь, что мне сказал Поликарп Александрович? Он сказал: «Любовь — это очень хорошее человеческое чувство, без которого трудно жить на свете». Вот! А ты?
— Когда это он тебе сказал?
— После того, как мое письмо кто-то от стенгазеты отколол.
— И он тебя спрашивал, наверно, кто письмо написал?
— Нет. Просто так: остановил и сказал.
— Ну, положим, не просто так. Небось еще что-нибудь спрашивал?
— Он догадался, что письмо написала я. Сказал: «Ты имеешь отношение к этим любовным делам».