орой был сформирован довольно эклектичный букет из разнообразных цветов и растений и рассёк ей воздух так, как иные японские мечи рассекают тело противника. У Влада на лбу тут же выступил холодный пот и мысли его приняли какой-то совсем дурной оборот, потому что ему сразу захотелось броситься в окно, благо под его окнами внизу был бассейн и если ему удастся выжить, то бежать отсюда не жалея ног и больше никогда сюда не возвращаться. Спустя пару секунд мысленный бунт был подавлен силой воли и он, сглотнув, предложил доктору приступать. Когда доктор закатал ему штанины до уровня колен и присел, глядя ему в глаза, примеряясь как бы получше ударить по оголённым конечностям, так чтобы тот подпрыгнул и побежал, куда глаза глядят, а он бы объявил что вылечил пациента одним лишь ударом и силой своего духа, Розалина предложила какой-нибудь более гуманный способ тестирования наличия остатков нервных окончаний. «Быть может, подойдёт вот это?», сказала она, вытаскивая из той же вазы длиннющее перо павлина и показывая его профессору. «Как вам будет угодно, моя дорогая!», сказал он, вскакивая и целуя ей ручку, «можем начать и с этого, если вы так желаете». Он взял перо и присев рядом с Владом, стал щекотать его так, что Влад еле сдерживал позывы почесаться и радуясь тому, что наставник щекочет ему не пятки, иначе он бы давно исчесался как последняя мартышка, если бы до этого, конечно, не описался от смеха. А так, было невероятно трудно сдерживаться, но он всё-таки напомнил себе о том, что стоит на кону и мужественно продолжал держаться. Видя такое его упорство в достижении поставленной цели, профессор решил отложить перо и всё-таки взяться за прутик, которой он не убирал далеко, видимо, думая, что тот ему пригодится. Прутик и правда пригодился, уже после первого удара на глазах у Влада выступили слёзы, но он по-прежнему продолжал отрицать, что чувствует хоть что-нибудь. Доказать же, что слёзы выступили именно от удара, было невозможно, поэтому нужно было продолжать. И вот, когда доктор в очередной раз уже занёс прутик над конечностями Влада, опять вмешалась в процесс дражайшая Розалин, сказав, что хоть он ничего и не чувствует, но следы от ударов на ногах всё равно остаются, поэтому доктору нужно придумать какой-нибудь другой, менее изуверский способ, тестирования пациента. Да что вы знаете об изуверствах, дражайшая моя Розалин, подумал профессор, не будь вас, я надел бы ему солдатские сапоги, недельной носки, растянул на дыбе, чтоб он не мог дёргаться, и стал поливать сгущенным молоком, после чего пригласил бы сотню кошек его облизать, вот это было бы изуверство, а так, детские шалости, не более. И всё же, профессор обаятельно улыбнулся и произнёс «Как вам будет угодно, моя дорогая». Он встал и начал ходить по комнате из стороны в сторону, на ходу взмахивая то пером, то прутиком и было даже со стороны заметно, что под черепной коробкой кипит небывалых размеров мыслительный процесс. Спустя несколько минут доктор остановился и отбросив в сторону уже ненужные более предметы вскричал «Эврика!». Он хитро посмотрел на Влада и подойдя к Розалине обнял её за талию и стал что-то нашёптывать ей в ушко. «Ну, если это надо для дела», сказала она, «то я на всё согласна». А для дела нужно было вот что, хитрый доктор рассказал ей, что были в его практике такие случаи, что нервы отнимались от психических расстройств или убеждённости пациента в своей болезни, хотя сам он не был ничем болен, и всё было только в его голове. В данном случае было бы глупо не попробовать отбросить этот вариант или же наоборот укрепиться в нём, если он получит достаточные на то подтверждения. Метод же опробования заключался в следующем: Розалине нужны было стать настолько обаятельной, насколько это было вообще возможно, хоть она и без того была выше всяких похвал, и сесть на колени нашему дражайшему пациенту, с той целью, чтобы возбудить его мужское достоинство и если таковое произойдёт, то мы тут же поймём, что это всё в его голове и нигде больше и выстроим план лечения, если же нет, будем думать над другими вариантами. Розалина была готова на всё, лишь бы излечить беднягу от его недуга и тут же направилась к Владу, на ходу расстёгивая пару верхних пуговок на блузке и поддёргивая юбку настолько, что приличия остались гораздо ниже того, что она показала. Сев с ходу Владу на колени, она стала всячески ёрзать на них и тереться, вызывая в его чреслах форменный пожар, который вполне бы мог загореться, если бы между ними было хоть немного сухой травы, настолько она была горяча. Чувствуя, что кровь уже подступает к его чреслам, Влад закрыл глаза и стал думать о самых противных в мире вещах, о соплях, свисающих длинной ниткой из носа, о дохлой кошке, лежащей на помойке, когда выносишь мусор, о запахе тухлятины, когда приезжаешь из отпуска, а холодильник сломан, но ничего не помогало. Могучее чувство всё больше и больше крепло в его штанах и он был уже не в силах сдерживаться, так что, понимая, что вот-вот провалит явку, он проснулся.