Думаю, стоит пояснить, что наши отношения балансировали на грани между физическим влечением и дружбой, и я рассчитывала, что со временем эта привязанность примет более конкретную физическую форму. Не отрицаю, что я не имею никаких прав на Джона, но искры, которые не раз проскакивали между нами, давали мне повод верить, что мы кое-что значим друг для друга.
Нейлор наблюдал за мной точно так же, как бывало в самом начале нашего знакомства — с бесстрастным выражением лица, словно ему до меня и дела нет, но я-то знала, что это не так. Таким же взглядом он смотрел на меня в нашу первую встречу, Джон тогда расследовал убийство и считал, что я и моя подружка имеем к нему какое-то отношение. Он смотрел так всякий раз, когда являлся, чтобы со мной поговорить, но ведь он приходил снова и снова, даже когда в этом не было нужды.
Итак, я уставилась на Джона Нейлора и застыла с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом. Он все смотрел и смотрел на меня. Его спутница заметила, что парень отвлекся, и потянула его за локоть, как будто хотела вытащить на сцену, чтобы он сфотографировался с нами. Джон повернулся к ней, потом снова посмотрел на меня — на этот раз лишь мельком, — потом отвернулся, наклонился к брюнетке и поцеловал ее.
Он целовал эту женщину именно так, как я мечтала, чтобы он когда-нибудь поцеловал меня: крепко, с чувством и так, будто это для него всерьез. Потом схватил ее за руку, развернул в противоположную от помоста сторону, и они ушли. Его грубоватые манеры, судя по всему, удивили девицу, но она была обрадована таким поворотом событий. Я бы, конечно, могла сказать ей, что я все это уже повидала, но было некогда: вонючий фотограф снимал меня с очередным гонщиком, который, естественно, щипал меня за задницу.
Теоретически я давно должна была научиться относиться к такой ерунде равнодушно. Это, конечно, был не первый случай, когда я ошиблась в парне, далеко не первый. Дело не в этом, просто обычно мне приходится общаться с мужчинами такого сорта, способными на любую подлость. Но уж от Джона Нейлора я никак не ожидала, что он может намеренно причинить мне боль, и тут же решила, что должна разобраться, в чем дело.
— Перерыв, девочки, — кстати объявил Гарольд. — Через пятнадцать минут начнутся большие гонки. Потом я сфотографирую вас с победителем, и после этого можете быть свободны.
Руби мечтательно посмотрела на Паркса — тот, кажется, подзывал ее к своей машине. В нашу сторону двинулся Микки Роудс, он вел с собой босса и еще каких-то типов в костюмах. “Опять реклама”, — подумала я, у меня абсолютно не было настроения. Найти бы Джона Нейлора и остаться с ним наедине, тогда посмотрим, будет ли он держаться таким же храбрецом, как несколько секунд назад.
— Сейчас приду, — бросила я, направляясь к лестнице.
— Кьяра, ты куда? — окликнула Руби, но я не ответила. Я направилась в ту сторону, где мелькала голова Джона рядом с головой маленькой брюнетки. Если Джон нарочно выбирал полную противоположность мне, то он не ошибся. Его спутница была безнадежная коротышка, думаю, даже на каблуках ее рост был не выше пяти фунтов четырех дюймов. Кроме того, она была плоскогрудой, а плоская грудь — тот недостаток, которым я не страдала и страдать не буду. У крошечной брюнетки был такой вид, словно стоит на нее дунуть — и она улетит, как пушинка.
Высматривая в толпе эту парочку, я мысленно ругала себя. Что со мной, с какой стати я так разволновалась из-за какого-то мужика? Это совсем на меня не похоже. Вернее, если вспомнить, какой я была раньше, когда жила в северной Филадельфии, то это как раз было в моем стиле, но с тех пор, как два года назад я переехала в Панама-Сити, я больше никому не давала выставить себя дурочкой. Более того, я даже ни с кем не встречалась — просто охоты не было, честное слово.
Я прошла мимо гонщиков и механиков, едва замечая их свистки и выкрики. Запах кофе и гамбургеров, доносившийся из закусочной, напомнил мне, что я с полудня ничего не ела. И там, где разум потерпел поражение, желудок победил. Я решила, что куда разумнее сначала съесть гамбургер, выпить чашечку кофе, а уж потом подумать о моей неудаче с Джоном.
Я зашла в грязно-белую закусочную. Девушка за стойкой сунула мне в руки гамбургер, завернутый в вощеную бумагу.
— Все гамбургеры с чили и капустным салатом с майонезом, — сказала она. — Вместе с кофе это будет три доллара.
Мой костюм французской горничной, должно быть, смотрелся нелепо на гонках, но продавщица этого даже не заметила. Ее внимание было приковано к треку, где только что закончился последний полуфинальный заезд.
— Черт! — бросила она, обращаясь к девочке-подростку, которая заворачивала в бумагу хот-доги. — Толстяк проиграл Фрэнку. Представляю, какой у нас дома сегодня будет скандал! Он наверняка вернется пьяный. — Девочка кивнула, не поднимая глаз и продолжая заворачивать хот-доги. — Сукин сын! — пробормотала кассирша.