Выбрать главу

«Быстро убрать ко всем чертям...», – раздражённым голосом скомандовал штабник. В небольшой тени, падавшей от солдатского жилища, на левом боку лежал мёртвый пёс.

«Чарз, Чарз!», – окликнул собаку парнишка в выгоревшей форме. Из той же палатки, пригибаясь из-за высокого роста, вышел русоволосый сержант. «Кто стрелял?». «Да вон, шакал, Чарза убил...», – едва слышно ответил боец. Дембель подошёл к лежащей дворняжке. Опытным взглядом осмотрел недвижимую жертву. И с горечью выдохнул: «За что он его, сука?».

«Да так, захотелось развлечься. Не любили они друг друга».

...Чарз – так звали взявшуюся неведомо откуда полковую дворняжку. Кличка на местном наречии дари означает «анаша». Кто и почему так прозвал собачонку, уже не помнилось. Возможно, из-за схожести серо-коричневого цвета лёгкого конопляного наркотика и шерсти животного.

Гарнизон охранялся добротно, поэтому надобность в четвероногих друзьях отпадала за исключением овчарок минно-розыскной службы. И всё же, измазанный пылью коренастый Чарз слыл любимчиком полка. Когда он бежал, покачивая, как антенной, изогнутым хвостом, военнослужащие всегда весело его приветствовали и, по возможности, старались подкормить дворняжку. При почёсывании за лохматым ухом пёс потешно подёргивал правой задней ногой, чем вызывал взрывы смеха у шурави, то есть, у «советских». Свободная жизнь бесшабашного Чарза у солдат вызывала лёгкую зависть. Веяло от дворняги какой-то необъяснимой радостью, а главное, долгожданной гражданкой. Иногда слышался лай Чарза, от которого на сердце становилось почему-то одновременно тепло и тоскливо, и вряд ли он ругался на чужаков, просто брехал, и всё.

Сидевший на корточках у остывающего тела русоволосый сержант посмотрел, точно выстрелил, в удаляющуюся спину дежурного. Браво марширующий уже застегнул кобуру и поправлял грубую портупею. Глаза дембеля блеснули ответной жестокостью. Он быстро перевёл взгляд на красный пожарный щит и снова – на бритый затылок щёголя. Хрустнув коленными суставами, резко встал и, сделав три быстрых шага, со злостью сдёрнул штыковую лопату. «Не промахнусь, – подумал он, – точно, не промахнусь». Но вдруг как-то обмяк, словно выдохся: «А что дальше? Ведь ничего уже не изменишь. И домой хочется, очень хочется...». Тем временем ребята аккуратно перенесли Чарза на старую плащ-палатку. Взявшись за края брезента, вопросительно посмотрели на старшего. Кивком тот указал направление. Сам же наскоро присыпал песком багрово-кровавое пятно и, опираясь на лопату словно на посох, шлёпая казёнными тапками, отправился вслед за брезентовыми носилками. Не впервые видавшие смерть за свою недолгую жизнь солдаты шли, понурив головы, пытаясь осознать бессмысленный выстрел. Все понимали, что ничего уже не поправить, знали, и всё же не верили.... От палящего прямой наводкой афганского солнца можно укрыться в тени. Но от афганского синдрома навряд ли кому удастся уйти...

...Спасительным щелчком провернулся ключ входной двери, и, прервав моё грустное забытьё, вошла жена. Я быстро рассказал ей о случившемся и попросил: «Посмотри, какой цвет глаз у стрижа». Лена, как и я, присела на пол возле клетки и, приглядевшись, ответила: «Мутные и едва приоткрытые». «Мутные глаза – это плохой знак. Как он сидит?». «Вцепившись лапками в деревянную планку, где всегда сидел наш попугай. Крылья разбросал в стороны, можно сказать, повис на них. Головой упёрся в металлические прутья». «Надо попытаться напоить его. Если будет глотать, значит, есть надежда». Порывшись в аптечном ящике кухонного гарнитура, Лена принесла одноразовый шприц, наполненный водой. «Капни ему прямо на клюв», – предложил я. Почувствовав влагу, стриж, не меняя положения, едва заметно взглотнул. Решив, что для птицы сейчас самое лучшее – это покой, мы накрыли клетку голубой простыней и стали решать, как быть дальше. Лучший советчик нынешнего времени – «Дядюшка Нет». Из всемирной сети мы вскоре узнали,что стрижи питаются и утоляют жажду только в процессе полёта. В ненастные дни, когда падает атмосферное давление и мошкара опускается к земле, птицы кормятся, летая низко-низко. Стриж считается одной из самых быстрых птиц, поэтому иногда на виражах летуны врезаются в стены домов или в прозрачные оконные стёкла.

Желая выяснить, что нам делать, я позвонил знакомому заводчику голубей. Ответ получил неутешительный. Выкормить и поднять на крыло стрижей практически невозможно. Оставалось согреть подмёрзшую птицу и не позднее завтрашнего утра выпустить её на волю. Для себя же я решил: чтобы не травмировать мягкосердечных девчат, выйду ранним утром на балкон и попытаюсь сделать это самостоятельно.

Затем, согласно информации, выуженной из интернета, птицу поместили в тёмный картонный ящик. В клетке, если очнётся, свободолюбивый стриж может биться о металлические жёсткие прутья, а повредив оперение, не сможет взлететь. Сами же, пребывая в нелучшем настроении, занялись текущими делами. Спустя час я уже был на работе, в поликлинике у массажного стола.

}Рис. 10}

После обеда вернулась из университета Анастасия. К тому времени стриж отогрелся и иногда шебуршился в коробке. Девчата, сгоравшие от любопытства и желания хотя бы одним глазком заглянуть в темницу, решили подкормить гостя. Наполнили шприц водой, разведённой с мёдом. Анастасия, надев резиновую медицинскую перчатку, осторожно вынула страдальца из заточения. Наверняка контуженный после удара о фасад дома, стриж вёл себя по-бойцовски и сдаваться без драки вовсе не собирался. Опасливо зыркал блестящими глазками, острым клювом и цепкими коготками норовил дать сдачи руке в резиновой перчатке. Бойко крутил маленькой головой и категорически противился открытию клюва для угощения. Видя стрижа вполне здоровым, посоветовавшись, жена и дочь решили выпустить его на свободу. Вернув контуженного в коробку, отправились на улицу. Весело сияло солнышко, бесследно растаявший снег влагой лежал на ярко-зелёной сочной траве. Задорно щебетали разнокалиберные птицы. Небольшими компашками, деловито мотаясь туда-сюда, кормились соплеменники нашего стрижа. Отойдя подальше от дома и людей, девчата остановили свой выбор на небольшой лужайке. Лена, замерев от волнения, аккуратно прижимала к телу картонную коробку. Настя, так же волнуясь, осторожно приоткрыв крышку, медленно всунула туда руку и, нащупав птицу, вынула её на белый свет. Помня о том, что стриж из-за маленьких лапок не взлетает с земли, дочь вытянула руку и лёгким движением подбросила его вверх. Как только пальцы разжались, чёрная птица встрепенулась, взмахнула тонкими серповидными крыльями и, оттолкнувшись, рванула вперёд. Сначала неуклюже, едва удержавшись в полёте, но почувствовав свободу и родную стихию, она с каждым взмахом становилась уверенно-крепче. Кружась по спирали над землёй, поднималась всё выше и выше. Забыв обо всём, девчонки громко кричали: «Ура! Ура, полетел!». Вскоре в голубом безоблачном небе виднелась лишь чёрная точка...

...В древней Индии считалось: «Спасти жизнь тонущего в воде муравья – дело большей важности, нежели выстроить город».

От времени ржавеет металл и рушатся камни, но доброе сердце пульсирует вечно...

Ставрополь. Июль, 2019 год.