Вот что наука та делает. Не зря, видать, Кирюха девять годов на парте штаны протирал. Удумал, головастый! И выходит, он теперь — главный командир коровьей роты. А мне, как ни крути, в отставку подавать надо. Да оно вроде и пора.
И потому, дорогой зять Алексей, внук Петруха, дочка Зина и внучка Наташа, думаю я недалеким днем, как и обещал, прибыть к вам в гости. Остаюсь ваш дед Прокофий».
Когда я лежал в кровати и смотрел в потолок с узкими мазками голубоватого света от неплотно задернутых штор, и сон еще не путал мысли, то весь этот сегодняшний день вдруг представился необыкновенно важным, может быть, самым главным днем моей жизни. С какой-то странной, непривычной нежностью думал я о Кире, что завтра не только увижу ее, но и смогу поговорить, посмеяться, сделать что-то хорошее и нужное ей. Я вспоминал все наши сегодняшние короткие встречи и с радостью убеждался: мне все-все было дорого и приятно, ни одно слово ее или движение не вызывали досады. Все понимала и все делала именно так, как нужно, эта славная, умная, хорошая Кира.
И как только утром проснулся — это вчерашнее светлое воспоминание снова ожило во мне. Но просто лежать и вспоминать я уже не мог. Быстро поднялся и первое, на что посмотрел, — вертушка на балконе. Крутится! Выскочил босиком на прохладный балкон, посмотрел вверх — крутится! И всегда будет крутиться! И всегда буду о ней думать! И буду радоваться! И всегда, как сейчас, с голубого неба будет светить горячее солнце.
Я думал так. Так чувствовал.
Я и представить себе не мог, что через какую-то неделю все вдруг круто изменится и ни радости этой, ни восторга уже не будет. И само солнце на голубом небе светить будет иначе.
Но тогда я не знал этого. Я был полон надежды скорее увидеть Киру. И действительно, увидел. Она вышла из подъезда и дружески кивнула мне. Она не могла поздороваться, потому что я был слишком далеко — сидел на узкой доске песочницы, где вчера двое малышек лепили желтые куличи. Она была уверена, что я сижу не просто так, а жду ее.
Я подошел, и Кира сказала:
— Увидела тебя из окна. Здравствуй!
— Здравствуй! — сказал я.
— Как хорошо, что у нас молоко скисло. Я сказала маме, что схожу за молоком. Ты пойдешь со мной?
— Конечно.
Мы шагали по тротуару, и солнце светило нам в спину. Наши тени были одного роста.
— Что тебе снилось? — спросила Кира.
— Ничего. Крепко спал. Вчера в футбол гоняли.
— А ты вечером думал?
Мне хотелось перейти на шутливый тон, однако отчего-то не получалось. Все же от прямого ответа я уклонился.
— Человек всегда думает.
— Да, — согласилась она и, помолчав, добавила: — Я поздно уснула. Не спалось.
— Тоже думала?
— Тоже, — сказала она. — Петя, у тебя когда-нибудь было так? — И она посмотрела на меня. Это я по тени увидел.
— Твой нос понюхал окурок! — Я засмеялся и показал на окурок сигареты под ногами. — Вкусно пахнет?
Окурок все-таки помог мне почувствовать себя более свободно. А то какой-то уж очень сложный пошел у нас разговор. А Кира, видно, не могла не сказать того, что сказала:
— У меня никогда так не было. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я. Это прозвучало слишком серьезно, и я, глядя на наши тени, улыбнулся: — У меня тоже никогда так не было — чтобы шел рядом с девчонкой, плечо к плечу, а видел ее, будто иду сзади.
— Ты фантазер.
— И дед так говорит. Вот приедет скоро — познакомлю.
— И у меня сестра на днях приезжает. Римма. Редкое имя. В Норильске живет.
— У тебя тоже редкое имя. Был где-то царь такой — Кир.
— И не один даже, — сказала Кира. — Но я к ним отношения не имею. Те свирепые цари жили в древней Персии, задолго до нашей эры.
После этой исторической справки и Кира могла уже улыбаться и говорить о разном. Пока стояли в очереди за молоком, я узнал, что ее отец работает экспедитором — возит почту. Сестра — воспитательница детского сада. Два года живет с мужем в Норильске и скоро, видимо, приедет сюда в отпуск. И я рассказал о своих родителях, о деде. Про вчерашнее письмо вспомнил. Кира тоже посмеялась.
Разливное молоко кончилось, осталось только в бутылках. Кира купила два литра. Почти всю сумку заставила бутылками. И еще две пачки творогу положила. Тяжелая оказалась сумка. Кира не возражала, когда я взял у нее сумку. Лишь улыбнулась:
— Тебе эти бутылки, наверно, как перышки. Такой сильный. Смотрела, как играл вчера. Больше всех голов забил.
— Не больше. Лешка четыре. У него пушечный удар. Рисунок ему вчера подарил.