Финн знал людей, которые могли пить, а наутро у них похмелья почти не было. Но сам он был не из их числа.
Осторожно поднявшись с кровати, он все еще не решался встать, проверяя свое состояние. «Бывало и хуже, — подумал он. — Сегодня не вырвет».
Мысленно поздравив себя с этим, Финн подумал, что, должно быть, прошлой ночью просто сдерживал себя в плане спиртного.
Доковыляв до кухни, он бросил болеутоляющие таблетки в стакан с соком и налил себе кофе. К этим нехитрым процедурам обычно сводился его завтрак. Когда Финн вернулся в спальню, Тара уже сушила перед зеркалом волосы. «Слава Богу, разговаривать не придется», — чуть скривившись, подумал он.
Забравшись под душ. Финн принялся смывать с себя запах вчерашней попойки. Один из его коллег днем раньше убеждал других, что люди способны чувствовать запах вчерашней пьянки. Финн, хотя ему и не поверил, решил не рисковать. Он был уверен, что дорогой лосьон для тела сможет подарить ему свежесть на долгое время.
Тара пила кофе с тостами и делала какие-то пометки в блокноте, когда Финн появился перед ней гладко выбритым, цветасто надушенным и уже в наглаженном сером костюме. Чувство, что не все, далеко не все, правильно, не оставляло Тару, но она не смогла не улыбнуться, радуясь тому, как нарядно выглядит муж. Она была влюблена в его волевое лицо с веселой ребяческой улыбкой, обожала пропускать меж пальцев его светлые волосы. Чуть отрастая, они начинали некрасиво свисать на его лоб, и он их снова стриг покороче. Таре нравилось, что даже на фоне легкого загара его глаза казались пронзительно-синими. Кстати, легкий загар у него остался еще с горнолыжного курорта и очень ему шел.
Таре хотелось обсудить с мужем вопросы, которые так и не удалось задать накануне, но сейчас она подумала, что пока не лучшее время для разговора.
— Привет, лежебока, — сказала она вместо тысячи приготовленных для него слов. — Я собираюсь купить тебе самый громкий будильник, который только смогу найти. По утрам ты безнадежен.
— Мне повезло, что ты труженица, — дразнясь, ответил Финн.
В такие минуты он чувствовал, что у него с плеч будто гора свалилась. Почти каждое утро он задавался вопросом, что он делал, вернувшись домой пьяным. Финн не хотел, чтобы Тара знала его беду, он не хотел причинять любимой боль. Тара не смогла бы понять, почему ему так нравится время от времени напиваться. Его случайные пьянки ровным счетом ничего не значили, хотя иногда он видел искреннюю озабоченность в глазах Тары. А он так не хотел, чтобы она волновалась по поводу его пьянства. Сегодня же все было в порядке. «Ух!» — мысленно сказал себе Финн. Сегодня вечером они пойдут на вечеринку, и для себя Финн решил, что напиваться не будет. «Это произведет на нее впечатление», — подумал он.
Тара с хлопком закрыла дверцу посудомоечной машины и наклонилась к Финну, чтобы поцеловать его на прощание.
— Берегись странных женщин, — сказала она свою традиционную фразу.
— Я женат на самой странной женщине в мире, — со счастливой улыбкой ответил Финн.
Он смог расслабиться, только когда Тара ушла. Он допил кофе и налил еще. «Еще чашечка — и я смогу встретить все заботы дня», — подумал он.
Глава 16
Стелле почему-то вспомнилась старая сказка про Золушку. «Теперь и мне пришла пора стать мачехой», — подумала она, включив компьютер. На часах было без десяти восемь. Офис встретил ее милостивой тишиной, за что она и любила это время. В утренние часы она могла спокойно работать, не отвлекаясь на телефонные звонки.
Старая история о Золушке, вернее — образ ее мачехи, не шел у Стеллы из головы, и почему-то в роли мачехи, пусть даже не злой, она представляла именно себя. Уже самим фактом замужества она становилась мачехой. Воображение рисовало мрачные картины: «Ваша честь, ответчик преднамеренно по-разному строит отношения с двумя дочерьми своего нового мужа и со своей дочерью от первого брака. Муж, ослепленный страстью, ничего не может предпринять».
Стелла представила себе Ника, ослепленного страстью к ней. Но был ли он так уж ослеплен? То, что он сходил с ума, когда думал о ней, для Стеллы не было секретом, но он был вовсе не слеп в своей страсти.