– В этом нет ничего смешного! – рявкнул он.
– Конечно, нет.
– Тогда прекрати смеяться, черт возьми!
– Достала она тебя?
– Да уж.
– Гм… – Тогда неудивительно, что он так заряжен ненавистью. Раз ему пришлось иметь дело с Катиными истериками, да еще, наверное, с утренними недомоганиями, вполне понятно, что он был совершенно не в себе. – Что, ее тошнит? – спросила она противным голосом.
– Да! Можно подумать, она единственная в мире женщина в таком положении!
– Женщины часто бывают подвержены разным страхам и капризам, – мягко поддразнила она его и усмехнулась, потому что он тут же взорвался.
– Тебе-то откуда знать? Ты же никогда не была беременна! Или была?
– Нет, не была.
– И, похоже, никогда не будешь, – добавил он с неприязнью.
– А Дэвид об этом знает? – нахмурившись, спросила Жюстина. – И поэтому он сбежал?
Кил замер, пораженный, как будто эта мысль раньше не приходила ему в голову, лицо его стало жестким, в темно-зеленых глазах блеснул мстительный огонек.
– Лучше бы это было не так.
В который раз пожалев, общаясь с этим человеком, что она не в состоянии держать свои мысли при себе, Жюстина торопливо переменила тему разговора.
– Сколько копий снято с чертежей?
– Что?
– Ты сказал, что он исчез с документами, ну, я и подумала, должны же остаться копии чер… – она осеклась и, правильно истолковав выражение его лица, озорно улыбнулась, подтрунивая: – Ой-ой, так это ты не сделал копии? Ты?
– Да, я не сделал их! – Он взорвался. – Джон только что закончил окончательную доработку чертежей и мы собирались снять фотокопии, как появился Дэвид. – Он свирепо посмотрел на нее, словно это она была виной всему, затем покопался в заднем кармане брюк и вытащил грязный клочок бумаги и карандаш. – Ладно. Адрес?
– Что? – не поняла Жюстина.
– Адрес, – повторил он нетерпеливо. – Как я его, черт возьми, найду без адреса?
Непонимающе взглянув на Кила, она состроила гримаску.
– О Боже, – выдавил он в отчаянии. – Должен же у тебя быть адрес!
– У меня его нет.
– Хорошо, тогда имя парня, владельца той виллы… О, ради всего святого, ты ведь знаешь его имя?
На мгновение ей стало действительно его жаль. Казалось, он находится на грани срыва.
– Ты была там? – хватаясь за соломинку, спросил Кил.
– Один раз, – подтвердила она, – но это было очень давно, когда у Дэвида случился очередной приступ донкихотства. У меня тогда был ужасный грипп, и он взял меня с собой, чтобы я окончательно поправилась, и… нет, не спрашивай, я не помню, где это находится.
– Ты должна помнить! – воскликнул он в отчаянии.
– А я не помню. – Кил-то наверняка был из породы тех, кому стоит только раз где-то побывать, и это место навечно фиксируется в их памяти. – Ты говоришь, это вилла?
– Да.
– Ну вот.
– В каком смысле «ну вот»? Знаешь, сколько вилл на том острове? воскликнула Жюстина. – Десятки тысяч! Не могу же я просто описать ее, и ты ее сразу найдешь! Это же как иголку в стоге сена искать!
– Вполне возможно, – учтиво согласился Кил, – но у нас есть шанс найти эту иголку, если ты будешь со мной.
– О нет, на Мадейру я ни в коем случае не полечу…
– Жюстина, – мягко прервал он ее.
– Нет, – ответила она холодно.
– Да. Медсестра сказала, что нет ни малейшего повода задерживать тебя в больнице. Тебе только нельзя волноваться.
– Не волноваться? Мчаться куда-то на Мадейру, по-твоему, означает не волноваться?
– Безусловно. В любом случае выбора нет. Джону эти чертежи необходимы. Сам он не может гоняться за ними, бросив свою верфь. Значит, заниматься этим должен я. И ты, – добавил он медовым голосом. – Сейчас у меня нет никаких срочных дел. Думаю, мы без хлопот доберемся до Лиссабона, а там уж наверняка есть какое-нибудь челночное сообщение с Фуншалом. Пойду скажу сестре, что ты готова покинуть больницу.
– Я совершенно не готова! – вознегодовала она.
– Ошибаешься, готова, – тихим противным голосом произнес он. – Сейчас мы отправляемся к тебе домой за вещами, а потом в мой дом под Саутгемптоном…
– Нет, – отчеканила Жюстина. – Какое ты имеешь право заставлять меня лететь на Мадейру?
Облокотившись о спинку кровати, он изобразил на лице улыбку Чеширского кота.
– Потому что ты у них в долгу.
– В долгу? – в изумлении переспросила она. – Что я им должна?
– Неужели ты ничуточки не чувствуешь себя морально обязанной перед ними? Ты с легкостью погубила их гостиничное дело, что вынудило Дэвида заняться строительством яхт, а он ненавидит это занятие и совершенно в нем не заинтересован…
– Я этого не делала!
– …а теперь палец о палец не хочешь ударить, чтобы они не потеряли очень выгодный контракт.
– Я не губила их дело! Они были слишком честолюбивы, и я просто сказала им об этом! И я не нянька ему! Дэвид, слава Богу, взрослый человек, и если он в своем возрасте не может управляться сам со своими делами… Кроме всего прочего, он мне даже не родственник! Не кровный родственник по крайней мере!
– Не вдавайся в подробности. Какими бы дальними ни были ваши родственные связи, факт остается фактом – он взял чужие документы.
– Но ты же сам сказал, что он их взял без умысла…
– Какая разница? И если ты ничем не обязана ему, как же быть с Маргарет? Разве она думала о родственных связях, взяв тебя в свой дом, когда погибли твои родители?
– О, черт тебя побери! Убирайся отсюда!
Победно глянув на нее, он направился к двери, с издевкой бросив через плечо:
– Сейчас пришлю сестру. Собирайся побыстрее, хорошо? И не пытайся скрыться, я все равно найду тебя. Поверь мне – найду.
Жюстина ни секунды в этом не сомневалась. Бессильно откинувшись на подушки, она проводила его взглядом. Кил прав насчет тети Маргарет: если она не поможет ей найти ее драгоценного Дэвида, больше они не увидятся. Когда пятнадцать лет назад в авиационной катастрофе погибли родители Жюстины, она переехала в дом брата матери. Тома Нотона, незадолго перед этим женившегося на Маргарет, которую он взял с сыном от первого брака – Дэвидом. Ему было тогда четырнадцать лет, на два года больше, чем Жюстине. Таким образом, Том Нотон, закоренелый холостяк, вдруг стал женатым мужчиной сразу с двумя детьми. К сожалению, через два года он скончался, оставив детей на попечение Маргарет. Ей нелегко это давалось, и Жюстина была ей благодарна: она одевала и обувала девочку, – но вот любви и взаимопонимания между ними практически не возникло. И теперь Жюстине было трудно проявлять любовь к женщине, которая все свои материнские чувства изливала только на родного сына.
Кил назвал ее жесткой, агрессивной, но нет, она не была такой. В душе она все еще оставалась легкоранимым ребенком, столь нуждающимся в ласке и поощрении. Ей нужно было самоутвердиться, чтобы достичь успеха. В юности она была вынуждена быть сильной, иначе сломалась бы. А теперь, с грустью подумала она, нет необходимости притворяться – она действительно стала сильной. Будь ее родители живы, она, возможно, была бы совсем другой. Но если приходится бороться за место под солнцем, в этой борьбе нужно мириться и с кое-какими потерями. А разве гордиться своими успехами «неженственно»? Или плохо, что ты крепко стоишь на собственных ногах и выигрываешь в этой жизни? На секунду Жюстину охватила волна жалости к себе – к ней никогда не придут любящие родители, чтобы успокоить ее. И подружки не впорхнут в палату со своими шуточками и не черкнут что-нибудь веселенькое на ее гипсе. Дура, обругала она себя, неужели годы, прожитые с тетей Маргарет, так и не научили тебя, что жалеть себя просто глупо!
С отвращением к собственной слабости она отбросила горькие мысли о прошлом и сосредоточилась на настоящем. С загипсованной рукой она ничего не сможет сделать. Она усмехнулась. Это мягко сказано! Где это видано игрок в гольф в гипсе? Черт возьми, она же должна участвовать в турнире по гольфу в конце недели в Нормандии! Надо найти себе замену. Кого же? Питера? Да, Питер – лучшая кандидатура. Он может не только отыграть в турнире, но и проверить отель. И если представится возможность, можно будет включить его в сеть первоклассных отелей для любителей гольфа. Компания Жюстины была небольшой, но дела в ней, слава Богу, шли прекрасно. Все номера на этот год уже заказаны… Лорейн, ее секретарша, великолепно справлялась со своими обязанностями. Да, Питеру надо приглядеться к этой французской гостинице… Сжав губы, она вся ушла в себя, мысленно обдумывая свои дела.