Помню, как Николай пришёл ко мне после похорон, и я послала его. Такими словами я раньше перед родителями не разбрасывалась, но тогда меня обуяла такая злость и ярость, что ядовитые слова сами вытекали из меня. Помню и то, как он выслушал меня, всё до последнего слова. А потом сел на мою кровать и заплакал. Помню, как мы вместе в ту ночь плакали в моей комнате. Наверное, в тот момент мы и сблизились по-настоящему. После того вечера я и начала называть его отцом. Разве могла я после всего этого называть его как-то иначе? Помню и то, как нам сообщили о раке отца. Он ведь просто пришёл в больницу из-за боли в груди. Вот и ходи после этого в больницу, одни расстройства.
Самым ярким воспоминанием сейчас для мен было лицо Лидии, когда она говорила о моем отце. Бровь чуть вздернута, уголки губ приподняты в отвратительной улыбке, которая якобы была вежливой. Помню и то, как улыбка становилась шире с каждым словом. Меня затопила злость, кулаки сжались сами собой, и я недовольно фыркнула, когда поняла, что мои ногти коротко острижены. Александр состриг их, когда увидел, что я проткнула себе ладони насквозь. Теперь он жил у меня. Спал на диване, сам готовил себе завтрак и пытался кормить меня, иногда затаскивал в душ или ванную, чтобы я помылась. Но мне всё это было безразлично, хотелось лишь побыть одной.
Но не сегодня. С самого утра я приняла душ, отмыла себя от пота, крови и грязи, которые я чувствовала на своей коже. Высушила волосы и надела платье. Черное. Платье чуть ниже колен с квадратным вырезом и короткими плечами, сверху я набросила плащ, а на ноги надела туфли. Глянула в зеркало и отвернулась. Слишком отвратительно. Я вышла из спальни и Алекс встретил меня в черном костюме, черной рубашке и черном галстуке. Он выглядел таким же хмурым, как и всё время с тех пор, как мы покинули больницу. На самом деле, я чувствовала стыд перед ним. Свалилась на его голову несчастная душа, теперь он разгребает мои проблемы, хотя это ему точно не нужно. Но говорить сейчас с ним – это было слишком тяжело для меня. Только не сейчас, я не могу сама себе рвать сердце.
— Идём, мы уже опаздываем.
Он приобнял меня за талию и подтолкнул в сторону двери, очень неохотно, но мои ноги подчинились, один за другим, я шагала в сторону двери. Мне открыли дверь машины, помогли сесть, чувствовала себя калечной. Но, зная себя, была полностью уверена, что если бы меня не усадили в машину и закрыли дверь, то я бы сбежала и оттуда. Я повернула голову к окну, но погода надо мной словно издевалась. Светило яркое солнце и обещало очень жаркий день. А я в пальто. Ну да, сейчас меня больше всего волнует пальто, конечно. Я отвернулась и уставилась на приборную панель.
— Катарина, - услышала я голос Александра, но виду не подала – Возможно, тебя попросят сказать пару слов.
Сказать пару слов? Но что я могу вообще сказать? И как? Самое длинное, что я произносила за последние несколько дней это – «пошли к черту». Это я отвечала всем, кто стучал ко мне в комнату. Я даже не спрашивала, кто стучал. Единственным, кто не стучал, был Алекс, но ему это и не нужно было. Я покачала головой и точно для себя решила, что ничего не скажу. Никто меня не попросит, я буду молчать. Нужно просто пережить этот день.
Ехать было не так долго, к сожалению. Слишком мало времени, чтобы я успела подготовиться. Слишком мало времени, чтобы я привыкла говорить о ещё одном отце в прошедшем времени. На самом деле, пока я шла по кладбищу, я поняла, что мне есть что сказать ему. Есть за что поблагодарить, в конце концов, просто признаться, что я люблю его. Я была ужасной в последнее время, смерть мамы и известие о раке отчима сломили меня, но я всё равно любила его. Я должна была признаться ему, как мне стыдно за то, что редко к нему приходила и всегда старалась как можно быстрее уйти. Какая же я глупая. Знала ведь, что об этом пожалею.