– Пожалуйста, побыстрее, – молила она. Она назвала ему свой адрес на Азалиа Уэй в Беверли-Хиллз.
– Вы хотите ехать по каньону Лорель или по каньону Коулдуотер? – спросил водитель. Он говорил с сильным акцентом жителя Ближнего Востока.
Фло через заднее стекло машины видела, как Жюль пожимает руку Мэдж Уайт и садится в «бентли». Ей тут же пришло в голову, что он поедет к ней на Азалиа Уэй, но ей не хотелось встречаться с ним.
– Послушайте, водитель. Я передумала. Отвезите меня в «Шато Мармон» на Сансет Стрит, – сказала она. – Держитесь каньона Лорель. Там вы можете ехать быстрее.
В «Шато Мармон» жил Филипп Квиннелл.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 15.
«В тот день, когда Паулина отправилась в Северо-Восточную гавань навестить своего отца, Жюль пришел ко мне в свое обычное время, около четверти четвертого. Между прочим, он не сказал мне, что она уехала. Я узнала об этом, только прочитав колонку Сирила Рэтбоуна. Мы пару раз сделали, что надо, а потом он лежал в постели, как всегда, разговаривая по телефону и обделывая свои дела, затем мы еще раз занялись любовью. Для мужчины в его годах он мог заниматься этим во много раз больше, чем парни наполовину его моложе.
В тот день ему понадобилась записная книжка, которую он всегда носил с собой, чтобы знать, где и в какое время он должен быть, а еще в ней было записано шестьдесят или семьдесят номеров телефонов, важных для его личной или деловой жизни. Между прочим, мой телефон в ней записан под буквой «р» от слова «рыжеволосая» на тот случай, если Паулина или мисс Мейпл, или кто-то другой заглянут в нее. Итак, в тот день он разговаривал с кем-то важным, я теперь забыла, с кем, может быть, с Майлсом Крокером из госдепартамента, и, не прерывая разговор, он показал мне, чтобы я принесла ему записную книжку из его пиджака.
Так вот, я достала книжечку и, естественно, будучи любопытной, начала перелистывать ее, чтобы узнать, на какие шикарные приемы он собирается пойти на неделе. Тогда-то я и увидела, что у него было несколько встреч с доктором Петри. Доктор Петри, я говорю это на случай, если ты никогда о нем не слышал, считается одним из видных специалистов Лос-Анджелеса по сердечным заболеваниям. Я случайно узнала об этом, потому что Жюль был на торжественном приеме в его честь. Холодок пробежал у меня по спине. Волновала мысль, все ли с ним в порядке, здоров ли он.
Позже я спросила его: «Жюль, с тобой все в порядке?». Он сказал: «О чем ты говоришь?» Я сказала: «Твое сердце?» Он опять сказал: «О чем ты говоришь?» Я сказала: «Я видела в записной книжке, что у тебя было несколько встреч с доктором Петри». Когда Жюль выходит из себя, то лицо его краснеет, и он становится молчаливым. Вот это-то и случилось тогда. Он взбесился. Он сказал, что я не должна подглядывать в его записную книжку, что это плохая манера.
Понимаешь, я всегда думала, что моя красивая жизнь никогда не кончится, что эта карусель будет крутиться и крутиться, но в тот день я начала понимать, что это был сигнал.»
ГЛАВА 16
В тот же день, когда Жюль и Фло обедали вместе в ресторане в Сан-Фернандо Вэлли, произошла еще одна встреча на улице в Беверли-Хиллз, которая тоже чуть не привела к разрыву отношений. Камилла Ибери, богатая молодая вдова, имевшая любовную связь с Филиппом Квиннеллом, начала испытывать к нему чувства, которые никогда не питала к умершему мужу. Хотя она почти ничего не знала о его жизни до встречи с ним на приеме у Мендельсонов, у нее появилась мысль выйти за него замуж. Одно она знала наверняка: он не был охотником за богатством. Филипп, со своей стороны, наслаждался исключительно приятными отношениями и не воспринимал их как нечто постоянное. Он был случайной фигурой в городе, где Камилла имела глубокие корни. У него были твердые намерения вернуться домой в Нью-Йорк после завершения работы над сценарием, который он писал для документального фильма Каспера Стиглица. К тому времени, в чем он был точно уверен, фурор, произведенный его книгой о Резе Балбенкяне, сойдет на нет.
Как и большинство женщин ее положения, большую часть времени Камилла Ибери посвящала благотворительности и культурной деятельности. Она участвовала в работе модных благотворительных обществ города, таких, как Лос-Анджелесская гильдия детей-сирот, «Сослуживцы», «Четыреста трезвенников». Ее имя часто упоминалось в списках комитетов по проведению благотворительных мероприятий. Она считала своей святой обязанностью для людей, родившихся в богатстве, помогать тем, кто был менее удачлив. Она была также превосходной теннисисткой и первоклассным игроком в гольф. В Бель-Эйр, рядом с ее домом, у нее был собственный корт, и часто по утрам она с Филиппом играла в теннис, прежде чем он возвращался в свой номер в «Шато Мармон», где работал над сценарием. Несколько раз в неделю она играла в гольф в «Загородном клубе» на бульваре Уилшир.
– В этом клубе все похожи друг на друга, – сказал Филипп в один из воскресных вечеров, когда они сидели в обеденном зале клуба.
Она поняла, что он имел в виду.
– Что ж, мы все хорошо знаем друг друга, – ответила Камилла. Она была членом клуба всю жизнь, как ее отец и муж, и знала имена всех членов клуба и обслуги. Каждое воскресенье она приходила сюда со своей дочерью Банти на ужин а-ля-фуршет, как когда-то, еще ребенком, приходила сюда с отцом. В последнее время их стал сопровождать Филипп.
– Ни одного человека из шоу-бизнеса.
– Да.
– Ни одного представителя другой религии.
– Кроме мистера и миссис Уоткинс.
– Символические фигуры.
– Да, так и есть. Так всегда было, – сказала она, пожав плечами. Ей не нравились подобные разговоры. – У них тоже есть свои клубы, куда мы не вхожи. Не забывай.
Филипп рассмеялся. Уже не раз он слышал от нее это объяснение.
– Даже Мендельсоны не могут стать членами «Загородного клуба», а почему, одному Богу известно. Ведь Паулина Макэдоу принадлежит к добропорядочной семье там у вас, на Востоке, – сказала Камилла.
– Если разобраться в этом, то голову даю на отсечение, причина заключается не в Паулине, а в Жюле, – ответил Филипп.
Камилла промолчала.
– Банти идет сюда. Не говори об этом при ней.
Филипп не играл в гольф, но в тот день Камилла попросила его придти на ленч в грилль-бар клуба, где собрались все, кто участвовал в игре. Ему нравилось, как она выглядела в спортивном наряде: кепке, белых коротких шортах и пастельного цвета майке. Роуз Кливеден тоже пришла. Это был ее первый выход в клуб после того, как она сломала здесь ногу во время ленча, который она устроила после похорон Гектора Парадизо. Роуз была любительницей театральных выходов, а потому появилась в грилль-баре в коляске, которую толкала медсестра, хотя к тому времени могла свободно передвигаться на костылях.
– Я вернулась! – радостно крикнула она, и ее приятели, сидевшие в баре, повскакивали с мест, чтобы приветствовать ее. Для всех она заказала «кровавую Мэри». И, как всегда, где бы Роуз ни находилась, началась пирушка. Из кармана коляски она вынула несколько пакетиков с подарками. Один предназначался для Клинта, бармена, которого Роуз обвинила в том, что он приготовил слишком крепкую смесь для «кровавой Мэри» в тот день, когда она упала, споткнувшись об Астрид. Другие подарки она вручила своей любимой подруге Камилле Ибери, которой в этот день исполнилось тридцать три года.
– Ты мне ничего не говорила, что у тебя сегодня день рождения, – сказал Филипп, когда они вернулись к своему столу.
Камилла покраснела.
– Я никогда никому не сообщаю о своем дне рождения. Доверяю это сделать Роуз. У нее есть записная книжка с датами дней рождений всех наших знакомых. Я даже не знаю, у кого когда день рождения.
– Что ты собираешься делать после ленча? – спросил Филипп.
– Я должна быть в четыре часа на собрании гильдии детей-сирот.
– А до четырех?
– Приму душ. Переоденусь. А в чем дело?
– Ты пойдешь со мной, – сказал Филипп.
– Куда?
– Покупать тебе подарок.
– Ты не обязан мне его делать.