В углу комнаты, тоже ни кем не узнанная из-за темных очков и платка на голове, сидела Роуз Кливеден. Ее руки все еще были забинтованы из-за ожогов, полученных во время пожара в спальне. Она отказалась поехать в клинику в Палм-Спрингс, как предлагали ей подруги, но после встречи с Филиппом Квиннеллом согласилась посещать собрания анонимных алкоголиков в течение двух или трех недель. Он обещал встретиться с ней здесь, в этом бревенчатом домике, где, как он гарантировал, она не увидит никого из знакомых, которые предпочитали более фешенебельные собрания такого рода в Беверли-Хиллз, но не явился. Выступления участников собрания, на которых они делились с присутствующими своим опытом, она не связывала с собой. «У меня нет ничего общего с этими людьми», – подумала она и, взяв сумочку, собиралась уйти.
Как раз в тот момент, когда она медленно пробиралась к выходу из «безобразной маленькой комнаты», как позже она описала место собрания, женщина по имени Флоретт начала говорить. Роуз уже на цыпочках подошла к двери, когда неожиданно до ее слуха донеслись слова «гангстер» и «Президент Соединенных Штатов», сказанные Флоретт. И тут до нее дошло, что женщина в темных очках и приличном костюме не кто иная, как бесчестная и всем известная Фло Марч, принесшая столько несчастий Паулине Мендельсон. Она обернулась и всмотрелась в нее.
«Бог мой, – подумала Роуз. – Эта та самая женщина, которую я видела разговаривающей с Жюлем на крыльце церкви во время похорон Гектора Парадизо год назад. И она же была на похоронах Жюля». Как в театре во время спектакля, когда второй акт неожиданно обещает быть интереснее первого, она вернулась на место и увлеченно выслушала повествование Фло Марч.
Филипп Квиннелл, регулярно посещавший ранние собрания в бревенчатом домике на бульваре Робертсон, приехал туда в то утро с большим опозданием. Неожиданный телефонный звонок Лонни Эджа задержал его. Лонни жаловался на статью Гортензии Мэдден в «Малхоллэнде», в которой дано нелестное его описание в связи с обнаруженной рукописью незаконченного романа Бэзила Планта. Это привело к тому, что владельцы бунгало, где он жил, прислали ему уведомление, что он должен освободить его к первому числу следующего месяца.
– На каком основании? – спросил Филипп.
– Они говорят, что в статье намекают, будто я использую жилье для занятий проституцией. Видишь ли, пару клиентов я действительно каждую неделю принимаю у себя дома. Но большую часть работы я делаю в домах своих клиентов. Естественно, я вовсе не хочу из-за этого оказаться под судом, если ты понимаешь, о чем идет речь.
– Послушай, Лонни, я должен сейчас уходить, не могу с тобой долго разговаривать. Я перезвоню тебе позже, – сказал Филипп.
– Ты увиливаешь от меня, Филипп? Ведь это ты втянул меня в эти дела из-за этой дерьмовой рукописи, которая мирно пролежала на моем столе три года, пока ты не явился и не раззвонил о ней повсюду.
– Нет, Лонни, я не увиливаю. Просто обещал одному человеку встретиться с ним. Я позвоню тебе позже.
Филипп приехал на собрание, когда все уже расходились.
– Извини, Роуз, – сказал он, когда увидел ее. Зная, как она избалована, он ожидал, что либо она уже ушла, либо в плохом настроении из-за того, что он обещал встретиться с ней и не явился. – Мне позвонили по неотложному делу и пришлось уделить внимание. Как прошло собрание? Как я вижу, ты осталась до конца.
– Дорогой, это было восхитительно, просто прелестно! – сказала Роуз. Филипп никогда не видел ее такой оживленной, за исключением тех случаев, когда она напивалась. – Ты не представляешь, что ты пропустил. Ни за что не поверишь, кто здесь выступал.
– Кто же? – спросил Филипп, смущенный ее энтузиазмом.
– Фло Марч!
Филипп удивленно посмотрел на нее.
– Та самая, что была любовницей Жюля Мендельсона, – сказала Роуз. – Мой дорогой, что за вещи она говорила! Как жаль, что тебя здесь не было.
– Роуз, не пойти ли нам выпить где-нибудь по чашечке кофе, – предложил Филипп. – Там и поговорим.
– О, нет, дорогой, не могу. У меня дела. Но я приду сюда завтра. Буду приходить каждое утро. Это восхитительно. Лучше, чем в кино. Почему ты не сказал мне, что здесь так интересно?
– Послушай, Роуз. Ты должна знать, я предупреждал тебя, что все, что ты здесь слышишь, не должно выходить за пределы этого дома.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросила Роуз.
– А то, что ты не должна никому рассказывать то, что услышала здесь, или упоминать имена всех тех, кого здесь видела. Эти собрания поэтому и называются анонимными.
– О, дорогой, я умею держать рот на замке, – сказала Роуз. Она не отрывала глаз от Фло и прищурилась, чтобы лучше разглядеть.
– Хорошенькая малютка, не правда ли? Никогда не подумаешь, что она была официанткой. Увидимся завтра, дорогой. Передай привет Камилле. Крепко обнимаю. – Она послала воздушный поцелуй Филиппу и ушла.
Фло стояла, окруженная людьми. Не привыкшая к подобному дружелюбию, она нервно улыбалась, выслушивая благодарности за свое выступление, за то, что поделилась с ними своими бедами. Несколько человек предложили ей дать свои номера телефонов. Осмотревшись, она с радостью увидела стоявшего невдалеке Филиппа.
– Филипп!
– Привет, Фло.
– Ты все еще злишься на меня?
– Конечно, нет.
– Но ты злился, когда мы в последний раз виделись. Я даже боялась, что ты махнул на меня рукой.
– Этого никогда не будет, – сказал он, улыбаясь. – Рад, что ты вернулась.
– Я тебя искала перед началом собрания, но не нашла.
– Я только что приехал. Опоздал.
– Филипп, я подняла руку, – гордо сказала она. – Вообще-то я в первый раз говорила на собрании.
– Я слышал, жалею, что пропустил твое выступление. Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно. Все были так добры ко мне.
– Что тебя заставило вернуться? И почему ты вдруг первый раз говорила?
– Случилось кое-что, – сказала она и посмотрела на него. Хотя он не видел ее глаз из-за темных очков, но почувствовал что-то неладное.
– Хочешь пойдем куда-нибудь выпить кофе и поговорить?
– С удовольствием. Но я хотела бы пригласить тебя к себе домой на чашку кофе. Я хочу показать тебе кое-что.
Дома она показала ему записку, пистолет и треснувшее стекло двери.
– Бог мой, – сказал он. – Ты рассмотрела машину?
– Думаю, это был «роллс-ройс». Я смотрела в щелку между шторами. Было жутко. Два человека сидели на переднем сиденье, мотор работал, фары они не выключили и смотрели на дом. Думаю, что машина была золотистая или желтого оттенка.
– Я могу сказать, кому принадлежит золотистый «роллс-ройс», – сказал Филипп.
– Кому?
– Арни Цвиллману. Я видел его машину у дома Каспера Стиглица в тот вечер, когда к нему приходили Жюль и Паулина.
Фло затрясло.
– Арни Цвиллману?
– Ты знаешь его?
– Он пытался заставить Жюля отмывать деньги, – сказала она. – Когда Жюль отказался, он позвонил в госдепартамент и рассказал кое-что о Жюле, о том, что случилось с ним много лет назад в Чикаго. Прости, я не могу тебе об этом рассказать. А буквально за час до сердечного приступа Жюля позвонили из госдепартамента и сказали, что он не получит назначение на пост главы американской делегации в Брюсселе.
– Не хочешь ли ты обо всем этом рассказать в своей книге? – спросил Филипп.
Фло растерянно кивнула.
– В этом заинтересован мой соавтор.
– Ты играешь с огнем, Фло. Ты должна понимать это. Арни Цвиллман далеко не мировой парень.
– Но я разорена, Филипп. Мне нужны деньги. Человек, обслуживавший бассейн, уволился. Телефонная компания требует уплаты долга. Этот третьеразрядный актеришка, владелец дома, хочет меня выгнать. У меня нет выбора.
– А Паулина не может помочь?
– Ты, верно, шутишь?
– Позволь мне спросить тебя, Фло. Если бы ты получила деньги, которые Жюль хотел тебе оставить, ты бы продолжала работать над книгой?