— Сколько раз мне надо повторять, — проговорил я, после того, как поставив Лику на пол и вытер слезы, выступившие от смеха. — Никогда не оставляйте провода удлинителей тянуться через рабочее пространство.
— Поймали его? — Испуганно спросила девушка, почему-то прячась за моей спиной.
— Рыжик, он совершенно безвреден, — хмыкнул я, кивая на коробку в руках Анциса. — И вновь заточен в камеру.
— Вполне живой жук, активный, — сообщил Анцис, сравнивая насекомое в коробке с прототипом. — Не вижу отличий.
— А их и не должно быть, — пробормотал Даня, потирая ушибленное колено и поднимая стул. — Имеет ли смысл везти крыс и морских свинок?
— Крыс? — Переспросила Лика, поморщившись.
— Да, я попросил Виктора доехать завтра до зоомагазина и привести нам кого-нибудь, — ответил я, обнимая за ее талию. — Конечно имеет! Жук — это жук, а млекопитающие — это совсем другое. Почему он ожил не сразу? Что будет с крысой, свинкой?
— А зачем это надо? — Спросила Лика. — Мы что, будем крыс копировать и продавать?
— Мы будем людей копировать, — хмыкнул вдруг Данила, убирая провод от удлинителя в сторону.
— Зачем это? — Подозрительно спросила девушка, поднимая на меня свои глазищи. — Разве людей вокруг не хватает? Это ж клоны будут!
— Некоторые ценные экземпляры трудно найти, не грех и размножить, — хмыкнул я, демонстративно оглядывая ее с ног до головы. — Правда, до этого нам еще далеко. Но представь, какие открываются возможности!
Девушка покачала головой, улыбнувшись, чем показала, что оценила долю шутки. И машинально достала сигарету из пачки. Данила поморщился и, подойдя к стене, включил вытяжку. Он терпеть не мог сигаретного дыма.
— Можно я покурю? — Вдруг спохватилась Лика, глянув на меня.
— Можно, — разрешил я.
— Курить — здоровью вредить, — проворчал Даня, но не стал оспаривать моего решения. Анцис тем временем, засунув жуков в террариум, специально установленный здесь еще утром, разбирал большую картонную коробку, на которой синим фломастером было начертано: «для копирования». Помимо пачки макарон и спагетти, там обнаружились килограммовые пакеты с сахаром, солью, несколько видов круп, баночки с пивом и газировкой. На самом дне, в дорогих на вид коробках, лежали четыре бутылки коньяка и несколько бутылок различных вин.
— А как же сухой закон? — Спросила Лика, увидев выпивку и выпуская дым в сторону вытяжного шкафа.
— После работы можно, — ответил я, рассматривая бутылку. Коньяк я любил и сам попросил Виктора Ивановича купить несколько сортов подороже. — Продегустируем вечером?
— Я такой еще не пила, — неопределенно ответила девушка.
Трель звонка раздалась так неожиданно, что я вздрогнул. На экране, висевшем возле двери и транслирующим происходящее за ней, возникло лицо Гордеева. Подойдя ближе, я открыл замок и потянул за ручку.
— Заходи!
— Неа, — он кивнул головой, предлагая идти за ним. — Пойдем, ты должен это видеть!
— Пойдем, — согласился я, передав бутылку Анцису. Что там еще за «сюрприз»?
Глава двадцать третья. Анархия — мать порядка
Рабочее место, которое с некоторыми оговорками можно было назвать кабинетом, Гордеев оборудовал рядом с караулкой — небольшое помещение раньше, вероятно, служило местом для отдыха охранника, дежурившего здесь круглосуточно. Кроме письменного стола, на котором разместился ноутбук, небольшого шкафа и здоровенного сейфа, в углу на небольшой тумбочке стоял телевизор, постоянно включенный и настроенный на новостные каналы. Возле стены, на низком двухместном диване сидела миловидная блондинка лет тридцати, которую Дима вчера представил мне как свою помощницу по имени Светлана. В отсутствии Гордеева, девушка выполняла функции диспетчера и постоянно следила за новостями, которые транслировались по телевизору или появлялись в интернете.
— Вот, крутят постоянно, уже третье повторение, — сообщила она и показала на экран, стоило нам войти внутрь. Там широкоплечий мужик в знакомой черной форме, с прикрытым черной маской лицом зачитывал текст на латышском языке. По нижнему краю экрана бегущей строкой давался перевод на русский.
— …нашему терпению пришел конец. Огромная армия чиновников, которые кормились с наших налогов и рассаживали своих родственников на хлебные места в советы при государственных предприятиях, являлись паразитами на теле общества. Разграбив страну с помощью придуманных ими коррупционных схем, эти люди продали нашу независимость Евросоюзу, отрекшись от всего, на чем веками держалась латышская самобытность. Пользуясь поддержкой США, эта, так называемая «элита» стравила нас с русскоязычными, с которыми мы веками мирно уживались на одной земле. Подвесив перед народом, словно морковку перед ослом, идею «национального государства», эти люди разрушили промышленность и сельское хозяйство, поставив население страны на грань нищеты и вынудив латышей покидать родные дома, уезжая в эмиграцию. Без уничтожения этой заразы невозможно было истинное освобождение латышского народа, и кто-то должен был это сделать. Мы, комитет национального спасения, взяли на себя эту кровавую работу. Отдавая себе отчет в том, что если позволить государству существовать в дальнейшем, на место уничтоженных паразитов придут другие, мы решили полностью демонтировать государственные структуры и со всей ответственностью заявляем — мы не допустим их возникновения в дальнейшем. С этой минуты мы объявляем — Латвийского государства больше не существует!