Бросая друг в друга снежки, они бегали вокруг саней со стоящей смирно лошадью. Животное водило головой, провожая их взглядом. Поначалу Никита Сергеевич хотел успокоить их но, увидев детский смех сына, ненадолго задумался. Давно он не видел его счастливым и веселым. Переполненный надеждой, пожилой мужчина принялся рубить дерево.
– Попала прямо в глаз! Ну все! Берегись! – кричал Александр, оббегая сани.
В считанные секунды он, догнав Марину, повалил прямо в снег. Та, выросшая с двумя братьями, мгновенно перевернула поэта и, словно оседлав его, торжественно сказала, что предпочитает быть сверху.
– Если тебе так больше нравится, то я не против! – ответил Александр. Его слова заставили дрогнуть сердце женщины. Она знала, что любит его как поэта, и была уверена, что ее чувства никогда не вызовут страсть. Как же она заблуждалась.
– Повеселились и хватит! Иди работать! – мгновенно подскочив, холодным голосом сказала Марина. Она отвернулась. Смущение залило алой краской ее и до того красные от мороза щеки.
-5-
– У меня не получается! – злилась Марина, сделав очередную кляксу. Слабый свет керосиновой лампы создавал романтическую атмосферу, но, в отличие от Александра, она была поглощена выпавшим шансом обучаться у великого поэта. Мужчина же, напротив, находился в игривом настроении.
– Не думал я, что ты писать не умеешь, поэтесса! – смеялся он. Который час Александр обучал ее своей рифме, размеру, и, как выяснилось позже, каллиграфии.
– Как хорошо, что прогресс не стоял на месте! Мало того, что у вас нет света, водопровода, интернета, так еще и чернилами пишите!
– Зато у нас есть снег!
Она недовольно посмотрела на него. От его взгляда у нее в животе словно заметались бабочки.
В небольшом доме, всего в три комнаты, родители поэта спали в дальней, уступив гостье самую теплую комнату. Александру подготовили место у окна на кухне, в которой они сейчас и занимались.
– Нашел чем хвастаться! – пробурчала она, отворачиваясь.
– Ладно, я тебя научу! – сказал он, касаясь ее ладони. – Когда пишешь, нужно нежно водить по бумаге! Словно ты ласкаешь тело женщины. Вот так.
Его левая рука скользнула по её талии. Она хотела оттолкнуть её, но слова остановили.
– Чувствуешь, как я прикасаюсь к тебе? Так ты должна касаться бумаги. Тогда не будет клякс.
Марина почувствовала его дыхание на плече. Женщина поняла, что он смотрит на нее, но боялась шевельнуться. Ее тело трепетало от удовольствия, овладевающей страсти, и страха.
– Посмотри на меня… – прошептал он.
Закрыв глаза, она услышала громкие удары своего сердца. Она хотела повиноваться ему, отдаться страстному порыву, но будущее останавливало.
– После святок я вернусь домой. И мы больше никогда не увидимся. Не делай того, что задумал. И тем более не смей привязываться ко мне! Я не хочу, что бы ты страдал еще больше… – тихо сказала она. Ее дрожащие пальцы оттолкнули его руку.
– Как вернешься? – удивленно переспросил он.
– В будущем мы растеряли почти все традиции, – продолжила она, не обратив внимания на вопрос. Встав, она отвернулась от поэта, – и я очень сильно хотела увидеть, как прежде проходили новогодние праздники. Отец вернул меня в прошлое на не день, как планировалось, а на две недели. Никогда прежде никого не отправляли на такое длительное время! Это его подарок мне на День Рожденья. Семнадцатого января я вернусь домой.
– А когда у тебя День Рождения? – грустным голосом спросил он, забыв, что их знакомство и началось с ее Дня Рожденья, которое она, естественно, выдумала.
– Восьмого. Прости, продолжим завтра. У меня жутко разболелась голова! Я пойду спать. Спокойной ночи!
– Марина, подожди.
– Спокойной ночи! – повторила она, покидая комнату.
– Спокойной ночи! – уступил Александр.
Вскоре он слышал ее тихий плач.
-6-
– Это действительно Рождественская традиция? – спрашивая Марина, смотря на смеющееся лицо поэта.