Вчера, когда ученые спорили о невидимом маге, о землетрясении и электрическом смерче, Адил улучил момент, отвел Мели в сторону и спросил: «А мои маяки не сбоили от этой магии?» «Нет, – ответила Мели и указала на экран. – Одаренных мы сейчас не видим, одни помехи, а ты прекрасно виден, смотри, вот эта точка на карте». Синий огонек горел среди сетки координат, не мерцал и не двоился.
Адил уже знал тогда, что нужно сделать, но Мели ни о чем не догадалась.
А Сеймор с Чаки, похоже, сразу все поняли, – как только Адил без предупреждения зашел в их блок. Там было тихо, ни голосов, ни перезвона струн. Вычислительные узлы молчали, чернели выключенные мониторы, а у стены стопкой лежали вещи Бена: походный чемодан, запасная медицинская сумка, коробка с препаратами. Чаки и Сеймор обернулись, услышав скрип двери, встали. «Сканди спит», – тихо сказал Сеймор и кивнул на внутреннюю перегородку. Адил кивнул. Он не собирался ее будить.
«Приборы сейчас бесполезны, – сказал он. – Но я должен знать, жива ли цель».
И Чаки, и Сеймор держались хорошо. Адил ждал срыва, еще вчера, – любому тяжело потерять товарища, а одаренным тяжело вдвойне. И не только в том дело, что Бен был целителем, хорошо понимал, как компенсировать отдачу от магии, как усилить или стимулировать реакцию. Он уравновешивал все звено, связывал воедино. Как они будут без него?
А все из-за омрачения, которое накрыло Адила на площади. Сперва мучительное промедление – успел подумать, что опять не сумеет выстрелить, – а потом будто толкнули под руку. Не магия, нет, Адил был в этом уверен. Что-то изнутри. Пуля ушла в сторону, задела цель, но не убила.
Может быть, Мели ошибается, и он – неудача, ошибка в эксперименте. Может, он начал сходить с ума, как бывает с одаренными. Стоило ли Бену закрывать его собой? Нет. Но Бен выполнил свой долг. И как бы ни хотелось Адилу просить прощения у его звена, делать этого нельзя.
«Чаки, – сказал Адил, – попробуй найти этого мага».
Чаки – измученный, бледный, – схватился за спинку кресла и, словно в поисках поддержки, взглянул на Сеймора. Тот был совсем на себя не похож. Молчал, переплетал и расплетал пальцы, нервно и быстро, до хруста в суставах.
«Он жив, – ответил Чаки. – Не виден по-настоящему, но вокруг него… Он где-то в центральной библиотеке».
Выполнят они приказ? Или передумают, попробуют связаться с командованием? Ведь то, что Адил решил сделать, противоречило всем инструкциям. Но Сеймор и Чаки слушали внимательно, не перебивали, не задавали вопросов. Значит, и правда могут прождать назначенный срок, а затем, если Адил не выйдет на связь, доложат обо всем Мели. Она отследит маяки, и будет понятно, где враг.
Сквозь эхо шагов донесся новый отклик. Адил замер, потянулся к дальней звуковой волне и вздрогнул. Слух заполнил протяжный зов, обжег сердце печалью. Впереди, в лабиринте туннелей выл волк.
Адил прижался к стене, пошел медленней, осторожней. Вскоре вой стих, сменился призрачным шелестом голосов.
2.
Эша вернулся!
Ники услышала его сквозь липкую дремоту и не сразу поверила. Подумала: мерещится, не буду вставать. Так устала. Сколько времени прошло с тех пор, как йирга спрятал их в грузовике? Столица тогда казалась еще далекой, а под ногами хрустела изморозь. Будто тысячу лет назад, но ведь это было вчера? Или позавчера? Здесь, в убежище, время стерлось.
И могло ли уложиться в один день все, что случилось? Память о прошлом, обернувшаяся выцветшими картинками и ложью. Ветер, проникающий в душу, сияющий в крови, – как он взлетел в небо, превратился в бурю, расцвел молниями Кьоники! А потом выстрел – чуть правее, и никакая магия бы не спасла, но думать об этом не надо, все в порядке, все хорошо.
– Я здесь, я здесь! Где вы, где вы?
Волчья речь разносилась воем, звучала так ясно, так близко. Ники рывком села, свесила ноги с кушетки и открыла глаза.
В лазарете все было по-прежнему. Лампы горели под потолком, электрический свет отражался в стеклах распахнутого медицинского шкафа. В кресле громоздились бинты и лекарства, – те, что Ники выгребла с полок. А на второй кушетке, у стены, спал Кьоники.