– Я жив, – сказал Кьоники. Взгляд у него был ясным. – Если бы не ты – смерть. Все ты.
Смотреть на него стало тяжело, и Ники повернулась к Эше. Тот сидел возле Кьоники и будто пытался поймать в воздухе исчезающий след. Но молчал, не предупреждал. Значит, все хорошо.
– Да ладно, – ответила Ники. – Я же обещала тебе помочь.
Она поставила полную миску на пол. Хотела снова проверить, нет ли жара, подошла к Кьоники, – но он поднялся навстречу, перехватил ее руку. Держал осторожно, Ники могла бы вырваться без труда.
– Да, – проговорил Кьоники. – Помощь, большая помощь, очень. Пусть так всегда. Хочу, чтобы всегда.
Ники засмеялась, мотнула головой и все же посмотрела на него. Такой устремленный, настойчивый взгляд и такая мешанина слов! Было бы проще, если бы он сказал как раньше: «Спасибо», и все.
– Ты говорить совсем разучился, – ответила Ники. – Конечно, помогу, а нам еще нужно…
Эша сорвался с места, подбежал к двери и завыл.
– Предатель! – Волчья речь отозвалась тоскливым эхом. – Идет сюда! Близко!
Ники поспешно повторила для Кьоники, и тот кивнул, без страха, без удивления. А сама она разве удивилась? Нет, знала, что кто-то рядом, сигнальный контур над лестницей не сам собой зажегся.
– Один? – спросил Кьоники.
– Да, – сказал Эша.
Прорычал так коротко и твердо, что и Кьоники понял – задумался, разжал пальцы, отпустил руку Ники. Закрыл глаза принялся чертить в воздухе. Или рисовать? Нет, как будто перебирал струны огромной арфы.
– Четыре, – произнес он, и Ники закусила губу, подумала: опять бредит, сейчас ему станет плохо. Но Кьоники продолжил: – Возьмем его. Еще кьони не смогли – не пришли – тут только Эша. А нужно четыре.
– Четыре волка? – спросила Ники. О чем он говорит, о каком колдовстве?
– Просто четыре, – ответил Кьоники.
3.
Боль хлестнула, замкнула мысли. Зрение выключилось, а следом навалилась глухота. Но тут же взвилась регенерация, огнем вывернула легкие, впилась в глаза, загудела в костях черепа.
Ловушка, успел подумать Адил, и эта мысль неслась по кругу, не останавливалась. Я знал, что это ловушка.
Он шел на волчий вой. Тот приближался и исчезал, таял в боковых туннелях, появлялся снова. Заманивал. Но это была не запись, а живой волк, – Адил уже чувствовал его дыхание, движение воздуха, шорох шагов. Старался идти медленно, бесшумно, надеялся разгадать хитрость врагов. Не обманывался, знал, что может попасться, но не отступал. Если его убьют, маяк не перестанет работать. А если не убьют – у Адила будет шанс справиться с врагами. Задержать до прихода подкрепления.
Сеть молний, удар электричества. Ловушка.
Регенерация раскалилась, вгрызлась в тело, и чувства начали возвращаться. Холод бетонной стены, красное мерцание вдали, пятно света рядом, рычание, стук подошв. Адил шевельнулся, сжал рукоять пистолета, и тут в шею вонзилось жало. Мир померк.
Лишь на миг. Темнота накатила и отхлынула.
Адил судорожно вздохнул, открыл глаза и увидел белую плитку в подтеках воды, пятна копоти, грязи и крови. Боль исчезла, будто ее и не было, но во рту пересохло, язык превратился в терку. Знакомое чувство. Так бывает после стимуляторов. И после сильных успокоительных тоже.
Значит не мгновения прошли, не минуты, – часы. Враги постарались, продумали ловушку.
Где он оказался? На полу, но не в темном коридоре. Наверху шумел вентилятор, разгонял запах лекарств и армейских пайков. Убежище с автономным генератором, медицинский блок. Конечно, здесь хранились и успокоительные.
Руки не слушались, были скручены за спиной. Кожа чувствовала металл – толстую проволоку или витой трос. Значит, сняли куртку и даже перчатки, должно быть обыскивали. И нашли в нагрудном кармане магнитную карту.
Ничего, не страшно. Времени прошло много, Мели уже обо всем знает, а значит, его допуск заблокирован. Те, кто поймали Адила, сами в ловушке.
Он шевельнулся, пытаясь освободить руки, и тут же запястья полоснуло током.
Заколдованные путы. Не стоило недооценивать одаренных.
– Ничего себе, уже оклемался! – сказал женский голос, юный и злой. Грязный ботинок пнул в плечо, заставил перекатиться на спину. – Не дергайся!