Сигнал стих. Боль замешкалась на миг и ушла следом.
– Это защита, – проговорил пленник. Хрипло, через силу. – Сюда у меня нет доступа.
Ники попыталась ответить, но Чарена услышал лишь неразборчивый всхлип. Руки у нее дрожали, лицо стало бескровным. Ей знакома эта пытка, этот звук.
– Больше никогда, – сказал ей Чарена и заставил ожить грозу. Молния сверкнула, обвила запястья пленника, и тот споткнулся, упал на колено. – Никогда.
Нельзя полагаться на ключи врага, нельзя полагаться на его слово.
Чарена прикоснулся к двери, и пути влились в ладонь, стали радостью и гневом. Тонкие механизмы, серебряные и стальные нити, искры, звук и свет, – все смешалось, раскалилось, заледенело. Металл под пальцами запел и обратился пылью. Надрывный сигнал взвизгнул и смолк, не успев ранить. Чарена опустил руку.
Дверь раскололась, зияла широкой трещиной. Внутри разливался приглушенный свет, мерцали витражи. Чарена обернулся к Адилу, велел:
– Идешь вперед.
Тот медленно поднялся на ноги и переступил порог.
За дверью был дворец. Не тот, что помнил Чарена, и, может, и вовсе не чье-то жилище, а подвал, наполненный княжескими вещами. В стеклянных шкафах висели богатые одежды, усыпанные драгоценными камнями, расшитые золотом и жемчугом. Вдоль стен теснились лежанки и кресла, укрытые от пыли прозрачным покровом, а рядом возвышались металлические короба. К каждому крепился список, и Ники подходила, читала вслух и хмурилась, качала головой.
Комната перетекла в другую, огромную как пиршественный зал, а та – в третью Сколько их тут? И зачем прятать богатства под землей, запирать в прозрачных шкафах и стальных сундуках? Чарена сломал несколько замков, но увидел лишь ожерелья, кованые переплеты книг, мечи и кубки.
Если знаков власти здесь нет, если время их растерзало, – не страшно. Он отворит силу путей и и без амулетов. Но так хотелось найти их сейчас.
– Здесь написано «ранние века», – сказала Ники перед входом в новый зал.
В нем не было стеклянных коробов. Лишь металлические ящики, прочные, помеченные надписями на лхатони и знаком империи. В одном из сундуков, среди вороха молитвенных лент пряталась шкатулка. Засов распался от ледяного прикосновения силы, и Чарена откинул крышку.
Они не потускнели за восемь тысяч лет. Кристаллы манили морской глубиной, ни царапины не было на ровных гранях. Два браслета, переплетенные серебром, и четыре медальона на незнакомых, изъеденных временем цепочках.
Ники заглянула в шкатулку и спросила:
– Это то, что нужно?
– Да, – ответил Чарена и надел браслеты. Они сомкнулись с тихим щелчком, привычной тяжестью легли на запястья. – Мои.
И почувствовал взгляд Ники, обернулся к ней.
Она смотрела радостно, светло – забыла о страхе! Чарена едва остановил себя, так хотел обнять ее сейчас. А Ники засмеялась, воскликнула:
– Ты из сказки!
В начале пути всегда сказки. Те, что рассказывала Карионна. И те, что он читал в доме Мари, разглядывая рисунки, складывая едва знакомые буквы в слова. Не знал тогда, какой будет дорога, и что случилось с империей.
Он улыбнулся и спросил:
– Про подменыша и костяной оберег?
– Нет! – Ники тряхнула головой. Ее голос звучал так возмущенно, так убежденно. – Какого еще подменыша! Из сказки про империю!
Браслеты холодили кожу, в мерцающих камнях отражались песни путей, звучали, не умолкая.
– Да, – сказал он. – Я Чарена.
Глава 17. Возвращение
1.
– А если я откажусь? – Мели глубже вжалась в кресло, взглянула беспомощно. Почти с мольбой. – Нельзя отдавать этот приказ, нет указаний командования!
Как же мы решились, в который раз подивился Чаки. Открытое неповиновение, вызов! Ни вино, ни эрв так не пьянили, и ни один стимулятор не давал столько сил.
Когда Адил ушел, Сеймор сказал: «Отлично». Включил радиоточку, в комнату хлынула музыка, взлетающие голоса хора и вторящие им свирели и струны. Слишком громко. В другой день Сканди выскочила бы из соседнего отсека и стала ругаться. Но сегодня дверь не шелохнулась. Сканди почти ничего не говорила с тех пор, как узнала про Бена. Пряталась в темноте, притворялась, что спит.