– Кто он?
Разве это важно! Сейчас важна только мощь, пронзающая мир. Только шквал, поднимающийся все выше.
– А ты не понял? – Сеймор засмеялся. – Он появился в земле покоя, он невидимый маг, он говорит на лхатони, как никто не говорит на лхатони, и его зовут Чарена! Кем он может быть?
Наверное, Сеймор продолжал говорить, но Чаки его уже не слушал.
Город вспыхнул белизной, ослепительным столпом света. Пламя взрезало небо, и каждый нерв, каждая клетка тела, каждая искра сознания отозвались, – болью, паденьем, полетом, сжигающим счастьем.
Запоздалый гром ударил машину, затмил все звуки. Вертолет качнулся, но не потерял высоту, продолжил путь.
Оглушенный, Чаки не мог оторвать взгляда от пылающих небес. Внутри и снаружи бушевала сила, а из всех мыслей осталась лишь одна:
Пусть все и правда изменится – к лучшему.
6.
Земля смешалась с небом, перехлестнулись глубина и высь.
Освобожденные дороги горели и мчались, мир от края до края полнился неумолчным зовом. Возносилась, кружилась ликующая песнь, и здесь, в сердце бури, время стало пронзительным и острым.
Миг, которого он жаждал, к которому шел.
Под ногами сиял колдовской камень, отражал ураган путей. Чарена повернулся к Ники, – не испугалась ли? Но нет, она улыбалась, радостно и бесстрашно, стояла, запрокинув голову. Эша замер рядом, его шерсть искрилась. Он смотрел на Чарену, и в серых глазах свивались огненные вихри. Поодаль лежал пленник.
Чарена не хотел думать о нем, но не мог и забыть. Взглянул. Вот тот, кого перемолола круговерть рождений, – виноват ли он? У него теперь другой облик, другое имя, но душа не могла измениться всецело. Предателей не прощают.
Адил не шевелился. Быть может, умирал, сокрушенный гневом путей, или исцелялся.
Чарена отвернулся. Потом, позже он решит, что делать с Адилом. А сейчас важна лишь сила, пылающая вокруг, лишь воля земли, лишь империя.
Стоило поднять руку, указать на юг, – и пути откликнулись.
Рассекли облака, изогнулись небесной рекой, устремились вперед. Над степью и пашнями, над отблесками солнца в водной глади, над рельсами, над городами и дорогами. Дальше, дальше, туда, где чернеют остовы домов, где воины прячутся в рвах, а в воздухе плывет ядовитый туман. За поле битвы, покрытое оспинами, усеянное осколками. К иноземному войску, стоящему на побережье.
Враг, что был слаб когда-то, выжидал за проливом – теперь осмелел, идет по земле империи. Десятки лет длится война, нужно прекратить ее, победить одним ударом!
Чарена! Пути замерли на миг, раскаленным клинком повисли в небе. Сделаем, как ты решил!
И обрушились – всей мощью, памятью и яростью, собранной за тысячи лет.
Пламя промчалось, сметая ряды врагов, их укрепления, машины и башни. Ворвалось в море, но не погасло, обратилось в иную силу. Толща воды вскипела, поднялась темной стеной и покатилась на юг – несокрушимая, страшная. Сквозь вихри путей Чарена увидел чужой берег, край архипелага, острые пики гор, яркие пятна селений. Волна низверглась на них, затопила.
Чарена уронил руку и открыл глаза.
Небо было безоблачным, чистым, солнце поднималось к полудню. Пути утихли, не бушевали больше, – плита из колдовского камня парила в их течении, высоко, так высоко. Эша встряхнулся, будто выбравшись из воды. Подбежал к Чарене, встал между ним и неподвижным пленником.
– Кьоники, – Ники дернула Чарену за руку, указала вниз, – это же на самом деле?
Столицы не было. Пропали башни из стекла и металла, извилистые улицы, дома и люди. Ни обломков, ни следов – все истерлось до мельчайшей пыли, до гаснущих искр. На месте города остался круг – ровный и чистый.
За ним простирались нетронутые поля, виднелись темные росчерки вышек и ленты дорог. Где-то там, на западе, Верш ждет в своем доме. Река течет, лодка, плывет вдоль берега или спит, запутавшись в тростниках. Гремят колеса поездов, на станциях пахнет бензином и гарью. В горах уже по зимнему холодно, в долинах еще собирают урожай. И всюду заклинатели прячутся или томятся в рабстве.
Это был лишь первый шаг. Столько еще предстоит сделать.