2.
В столице бессонница отступила. Но Адил не забывал про нее, чувствовал, – не ушла, а лишь затаилась. Любой резкий звук будил, а вновь заснуть было трудно, тревожные мысли кружились и жалили. Но не сравнить с ночами в лаборатории да и в любом другом месте.
Вчера он позвонил Мели, и она сказала: «Рада, что тебе лучше». Адил знал, что ей уже пришли вечерние показатели: он не пропускал ни одного сеанса наблюдений, а Мели в тот же день получала все данные. Она же его куратор. И, разговаривая по телефону, наверное сидела над распечаткой, всматривалась в кривые линии электрограмм, сверяла цифры.
Но ни ей, ни себе Адил не мог объяснить, что ему помогло. Здесь не было бескрайних лесов, чистого воздуха, запаха хвои. Не было успокаивающего влияния природы. Но не было и того, чем славилась когда-то столица: шумных улиц, уютных кофеен и огромных ресторанов, площадей и скверов, где поэты читали стихи, а влюбленные клялись в верности у фонтанов. Все это исчезло еще до рождения Адила, осталось лишь на выцветшей пленке довоенных фильмов. Да и кто бы сейчас стал читать стихи в скверах? Штатских давно уже эвакуировали отсюда.
Столица опустела, превратилась в город-призрак. Жил только центр: башни, укрепленные магией и сталью, опутанные сетью лестниц и переходов, поднимались к небу и вгрызались в землю. Здесь обитало правительство, собирался выборный совет, здесь располагался главный военный штаб. Беспокойное, гудящее от напряжения место. Повсюду камеры, дымоуловители, датчики движения и мигающие огоньки сигнализации. В комнате, где ночевал Адил, не было окон, воздух тихо шипел за круглыми решетками вентиляции, а аварийную лампу нельзя было выключить, она мерцала над дверью.
И все же именно здесь Адилу удавалось выспаться.
Таким сосредоточенным и бодрым он давно уже себя не чувствовал, хотя встал сегодня затемно. Командующий приказал до общего совещания подняться в западную правительственную башню – неблизкий путь. Вверх на лифте до нулевого этажа, потом по лестницам, через три автоматические двери; затем – крытый переход, стальная труба высоко над землей; а потом снова лифт, почти до крыши.
Командующий ждал у окна – овального, окованного сталью – и не обернулся, услышав шаги. Адил подошел, отсалютовал, молча остановился рядом. Там, за стеклом, всходило солнце. Выхватывало из мрака очертания заброшенных районов, улиц, перегороженных защитными стенами. Преломлялось на блестящей поверхности башен, ошпаривало глаза алыми бликами. Так просто было бы изменить зрение и смотреть на солнце не моргая, но к чему это сейчас? Иногда нужно оставаться обычным человеком.
Адил сощурился, отвернулся от окна и взглянул на командующего. Рассвет спрятал седину в его волосах, но сделал лицо жестче, а морщины глубже. На синем воротнике кителя переливались серебряные нашивки.
– Ночью пришли новые данные разведки, – без приветствия начал командующий, и Адил кивнул, приготовился слушать. – В северном блоке альянса большие успехи в модификации одаренных. Скоро можем столкнуться с сильными магическими отрядами.
Адил снова кивнул. Это не было неожиданностью. Сбежавшая десять лет назад научная группа, периодические дезертирства на фронте, маги, взятые на учет, но не доехавшие до обучающих центров, – куда они все исчезли? Переметнулись на сторону противника. Альянс не может взять ни количеством, ни техникой, их ракеты и вертолеты сбивает новая артиллерия республики. А научная база у них всегда была сильной – неудивительно, что все силы брошены на эксперименты с магами.
– Об этом пойдет речь на совещании, – продолжил командующий, поймав взгляд Адила. – От нас потребуют усилить заградительные отряды и магическое присутствие.
На миг ожила детская мечта, Адил почти поверил в нее. Все звенья спецподразделений соберутся вместе и под его командованием отправятся на фронт. Найдут слабое место в обороне врага, ударят, изменят ход войны.
Нет, даже мечтать об этом трудно. Спецподразделения созданы для другого.
– Вам скажут удвоить усилия. – Командующий снова смотрел в окно, на слепящие блики в окнах соседней башни, на взлетающий с крыши вертолет. – Возможно, решат призвать в армию тех, кто уже сочтен непригодными. И заново перепроверить всех потенциально одаренных. Но меня волнует другое. Сепаратисты.
Адил положил ладонь на стекло, – оно было холодным, не нагревалось даже в самый жаркий летний день, тем более теперь, осенью. И мысли пусть будут такими же: холодными, спокойными. Даже когда старший по званию хочет немедленных результатов там, где нужно терпеливо выжидать и собирать информацию.