Как странно, что его помнят именно здесь, в доме женщин.
*
Несколько лет земля полыхала войной, но в тот год огонь утих. Остались лишь тлеющие угли: враги за проливом и священное озеро Айора.
На месте сплетения путей, в степи, безлюдной когда-то, возникла столица. Город, сперва крохотный, – несколько домов и укреплений, – быстро разросся, распластался лучами улиц и лентами дорог. Казалось, стройке не будет конца: каждый день слышались окрики мастеров, стучали отбойники и зубила, скрипели лебедки, а с запада и юга тянулись повозки, груженые камнем. День за днем все выше поднимались крепостные стены, вокруг города и вокруг дворца. А сам дворец менялся, становился прекрасней. Лазоревая черепица ложилась на крышу, во дворах и на верандах распускались диковинные цветы, – а мастера все не желали останавливаться, украшали окна, ступени и арки.
Кьони не боялись людных улиц и дворцовой толчеи, по-прежнему сбегались к сердцу дорог, к Чарене. Появлялись и исчезали, когда вздумается. Лишь Ки-Ронг всегда был рядом.
Во дворце для каждого дела был свой дом, галерея или двор. Дом императора стоял на холме, парил над столицей. А ниже раскинулся северный флигель, где собирался совет. Зал разгораживал огромный стол, покрытый картами из бумаги и шелка. Их перерисовывали после каждой победы, и теперь лишь кромка моря и берега Айоры были закрашены алым.
«Вот где опасность, – говорил Рагру, Повелитель Воинов, и указывал на пролив. – Вот куда мы должны ударить. С Айорой можно повременить». Аджурим соглашался, ему вторили и другие советники. Все они боялись лунных женщин, боялись костров Айоры.
Чарена не прислушался, решил по-своему.
Войско замерло у подножия холмов – тихих, плавящихся под летним зноем. Столько воинов, пеших и конных, в простых стеганых доспехах и в коже, проклепанной железом. Сине-зеленые ленты знамен обвивали древки, лениво колыхались, не желали взлетать в небо.
– Стоит сперва выжечь землю, – сказал Повелитель Воинов. Приподнялся в седле, жестом обвел гряду холмов. Солнце вспыхнуло в бронзовых бляхах на рукавице. – Раздавим окрестные деревни – ведьмы не смогут отступить и помощи не дождутся.
– Незачем, – ответил Чарена и спешился.
Конь – белый, одной масти с кьони, – переступил и мотнул головой, будто не веря, что избавился от ноши. Звякнули вплетенные в гриву амулеты.
– Не бойся, – сказал ему Чарена. – Тебе не нужно идти со мной.
Да и сам он спокойнее чувствовал себя на земле. Хоть и научился уверенно держаться в седле, но не мог забыть, что кони не любят его, страшатся. Заговоренные, они не смели ослушаться и не шарахались от волков, но не таили беспокойства, оно прорывалось в каждом вздохе и шаге. «Думают, что ты волк, – смеялся Аджурим. – Притворись человеком!»
Сейчас Аджурим спрыгнул на землю, а следом за ним и Повелитель Воинов покинул седло. Чарена слышал их, но не оборачивался. Смотрел вперед, на Ки-Ронга, застывшего посреди тропы, и на белые тени, мелькающие в волнах трав. Эти травы не успеют пожелтеть, не иссохнут к осени, – скоро войско двинется в путь и вытопчет землю.
Незримая нить, звенящая и тонкая, бежала к холмам. Чарена закрыл глаза, вслушался в ее песню, позволил душе парить следом.
Мимо тропы, в глубины земли, к влаге потаенных вод, сокрытых от взора людей. И вновь вверх, к свету, к глади озера, к сияющим солнечным бликам. Пути кружились там, опускались на дно и поднимались в воздух, – чтобы развернуться и устремиться к столице, к сердцу страны. Вились по берегу Айоры, беспечно ныряли в стены святилищ, искрились под алтарями.
– Дайте сигнал, – сказал Чарена.
Труба запела позади, совсем рядом, – ее голос взметнулся, предупреждая, и другие горнисты подхватили клич. Звук пронесся над степью и стих. Воины застыли в ожидании.
Чарена опустился на колено, прижал ладонь к пыльной теплой земле. Путь отозвался тут же, – вспыхнул как молния, заставил сердце биться быстрей. Зазвенел, загрохотал, послушный прикосновению, и стал лезвием, сокрушающим скалы.
Тяжелый гул прокатился под ногами, земля качнулась. Будто и не было тишины: воздух заполнился конским ржанием, беспокойными окриками и словами молитв. Но это была лишь тень, отголоски того, что творилось сейчас на берегах озера.