Словно соглашаясь, кьони выпрыгнул из зарослей, подбежал ближе.
С каждым шагом становилось все жарче. Песок обжигал ступни, капли пота ползли по спине. Чарена снял рубаху, обвязал вокруг пояса, но легче не стало. Солнце резало глаза, гулом отзывалось в голове. Если не укрыться в тени, скоро этот гул превратится в боль. Чарена то и дело оглядывался на лес, искал тропы, следы охотников или лесорубов, но видел лишь чащу. Спрятаться бы в ее сумраке – но незримый путь, звенящий в глубине земли, тянулся вдоль озера. Не стоило сходить с пути.
Ведь люди были где-то рядом, этот край лишь притворялся диким. Даже если здесь дальний рубеж, должны быть селения и дороги. Сам воздух говорил об этом: стоило сделать глубокий вдох, и сквозь запахи хвои и речного ила проступал привкус гари, горной смолы и дегтя. И небо – безоблачное, чистое – казалось тусклым, подернутым дымкой. Так бывает возле больших печей и плавилен и возле погребальных костров на поле битвы.
Чарена прищурился, заслонился от солнца. Лес на другом берегу был светлее, реже. Там могут быть тропы, ведущие к людям. Но сколько идти в обход? Озеро изгибалось, терялось в зеленом мареве. Прежде так легко было бы переплыть широкую водную гладь, но сейчас не стоило думать об этом. Слишком мало сил.
Кьони замер, насторожено глядя вперед. Чарена остановился рядом и сперва не понял, на что тот смотрит. А потом различил вдалеке среди прибрежных зарослей темный горб перевернутой лодки. Две фигуры склонились над ней – смолили борта или правили планки? Не разобрать.
– Вот и люди, – сказал Чарена.
Кьони метнулся к лесу. Обернулся на миг, глянул с мольбой.
Чарена покачал головой.
– Прости, – сказал он. – Мне нужно к ним.
Волк исчез среди зеленых теней, растворился бесследно.
3.
Потом Мари пыталась вспомнить, почему же согласилась в этот день помочь брату. Сегодня у них обоих был выходной – но разве это повод? В выходной лучше выспаться. А вместо этого она встала затемно, помогла Кени собрать инструменты и вместе с ним отправилась к озеру. Сколько раз уже обсуждали, что проще забыть про эту лодку: продать ее все равно не удастся, будет стоять без дела, может пару раз ее спустят на воду и все. Но Кени спорил, напоминал, что это лодка отца. Что как только смогут ее починить, Кени вытащит из сарая удочки. Рыба ведь не помешает, особенно, если снова станет хуже с продуктами. А хуже наверняка станет – на фронте у пролива нас опять теснят, и… Мари слушала, вздыхала и кивала.
А если бы она осталась дома этим утром, то не встретила бы Рени.
Может, так было бы лучше.
Он застал их врасплох. Мари не услышала шагов, – вздрогнула, когда на лодку упала чужая тень. Кени выпрямился, вытирая пот со лба, и вдруг нахмурился, крикнул:
– Эй, ближе не подходи!
Тогда Мари обернулась.
Метрах в трех, у кромки воды, стоял парень. Едва ли старше, чем Кени, – лет двадцать пять, не больше, – а волосы белые, белее, чем бывает седина. И длинные, ниже плеч, ниже лопаток, так никто не носит. Босой, без рубашки, руки и грудь в красных пятнах солнечных ожогов. Кожа такая бледная, словно он все лето не выходил на солнце.
Он из лаборатории, поняла Мари. Больше такому неоткуда взяться. Значит, там правда ставят опыты на людях.
Мари знала, что должна бы испугаться, но страха не было, лишь любопытство.
– Беги в поселок, – сказал Кени. Голос его едва слушался – вот-вот снова сорвется на крик. – Звони военным, пусть заберут его.
– С чего ты взял, что он им нужен, – ответила Мари и улыбнулась.
Пришлый встретился с ней взглядом и заговорил.
Его речь была странной, напевной, – гортанные слоги, протяжные гласные. И ни одного знакомого слова.
– Я не понимаю. – Мари покачала головой. И только сейчас заметила, какие у него чудные глаза. Прозрачные, с сине-зеленым отливом. – Ты не здешний?
Тот не ответил. Подошел к лодке и, не слушая окриков Кени, уселся в тени. Скрестил ноги, зажмурился и замер. Над его головой зудела мошкара, а он даже не отмахивался.
Сколько отсюда до лаборатории? Несколько часов пешком, не меньше. Даже по дороге – а если идти через лес, босиком… И неизвестно еще, что с ним делали. Говорят, там испытывают особые стимуляторы, вколют тебе такой – и будешь бегать без устали, а потом упадешь замертво.