– Ладно, – сказала Ники. – Давайте.
Бородатый подошел к ней, встряхнул рукой. На миг показалось, что из-под пальцев у него вырвались клочья дыма, – но нет, это была лишь скомканная, мятая ткань. Осторожно накинул ее на глаза Ники, принялся завязывать. Та не шелохнулась, не оттолкнула его руку. Тишина стала прозрачной и тонкой, в ней разносилось дыхание Эши и пение поздних сверчков.
– Теперь ты.
Чарена позволил завязать себе глаза. Лицо закрыл шарф, пахнущий бензином, копотью и маслом. К горлу подступила тошнота – но лишь на мгновение, ночной воздух тут же прогнал ее.
Тяжелая рука легла на плечо, подтолкнула, и Чарена пошел вперед. Эша бежал рядом, изредка рычал чуть слышно, – должно быть, говорил, что запомнит дорогу.
Но разве можно ее забыть? Провожатые зря старались, ведь незримый путь горел ярко, вел вперед, а они шли вдоль него, не отклонялись ни на шаг.
– Не очень-то хорошо я знаю лхатони. И половины не понимаю из того, что он говорит!
Допрашивавший – Кард, так его звали, – сказал это на новом языке. Кому-то за спиной Чарены, может быть, тем, кто разговаривал сейчас с Ники.
Путь привел под землю. Чарена насчитал десять скрипучих ступеней, потом дюжину шагов по неровному склону и снова ступени – шесть или семь. Здесь ему разрешили снять повязку.
Сперва он не увидел ничего, кроме жгучего света, белых изгибов и черных теней. И лишь потом понял, что смотрит на свисающую с потолка лампу, на раскаленные спирали за ее стеклом. Опустил глаза, привыкая, а потом огляделся и понял, – да, он под землей. Склон холма раскрылся, обнажил тайный ход и впустил в пещеру. Как в сказке про подземных духов, которую давала читать Мари.
Только здесь жили не духи.
Сюда, как и в каждое жилище, проникла плененная сила молний – электричество. Оно сияло в прозрачном теле лампы, бежало по проводам, свисающим с бугристого потолка, гудело в стенных нишах. Пол скрывали доски, – уже старые, истоптанные множеством шагов. И вся пещера была похожа на дом, куда отнесли одряхлевшие вещи: колченогий стол, расшатанные стулья, скамью в лохмотьях старой краски.
К этой скамье и подвели Чарену. Он не стал спорить, сел. Кард устроился напротив, поставил на стол железный короб, принялся крутить рычаги и затворы на крышке. Короб ожил, тихо зароптал, на боку у него вспыхнули и погасли зеленые огоньки, в овальных окошках качнулись стрелки, тонкие, как паучьи лапки. Эша оскалился, подался вперед, а потом будто передумал. Вновь шагнул к Чарене, положил голову ему на колени.
– Да, идем в столицу! – Пещера пыталась заглушить голос Ники, но он разлетался все также звонко, бесстрашно. – Мы там раньше жили, вот почему!
Чарена оглянулся. Ники сидела у стены, вытряхивала из сумки вещи, показывала бородатому. А тот уже не казался таким высоким и грозным, словно съежился, потускнел на свету. Из воина превратился в бродягу, еще полного сил, но уставшего от бездомной жизни.
– Ты говоришь, что маг, – сказал Кард, и Чарене пришлось вновь взглянуть на него. – Но почему машина тебя не слышит?
В его речи слова лхатони мешались с новыми, и Чарена улыбнулся.
– Я не знаю, – ответил он.
– У тебя есть амулет?
Должен быть, и не один. Знаки власти, браслеты и медальоны, покрытые именами империи, сияющие, как море в полуденных лучах. Но даже если они пропали навсегда, даже если и в столице их не найти, – не страшно. Чарена жив, и земля поможет ему все исправить.
– Нет? – Кард вновь склонился к коробу, передвинул рычаги. – Может быть, из-за того, что редкая магия… Машина ее не знает, не может услышать. Тебе повезло, что такой необычный дар, тебя нелегко поймать… Я читал о повелителях зверей, но все говорят – сказка, а ты и правда приказываешь волку.
– Я ему не приказываю. – Чарена качнул головой, посмотрел на Эшу. Тот косился на вспыхивающие и гаснущие огоньки короба. – Он мой друг.
– И вы правда идете в столицу? Зачем?