Ники дернулась, чай в ее кружке плеснулся через край.
«Лаборатория». В разговорах Мари и Кени звучало это слово, и произносили его с опаской, – так говорят о дурных приметах, о том, что может навлечь беду. Лаборатория таилась в лесах, в стороне от деревни и озера, но Чарена так и не узнал, что было там: святилище, проклятый курган или селение воинов, державших всю округу в страхе.
– Был рядом с лабораторией, – сказал Чарена.
– Я так и подумал. – Моряк кивнул, откинулся на спинку стула. – Как увидел, сразу понял.
Ники ударила руками по столу и вскочила. Стул пошатнулся, завалился набок. Люди у входа смолкли и смотрели теперь не на поднявшегося Эшу – только на Ники.
– Он не был в лаборатории! – Ее голос разнесся по пещере, непререкаемый, звонкий. – Не был!
– Не был, – согласился Чарена. – Был рядом.
Ники поймала его взгляд. Подобрала стул, села, вновь принялась за еду. Так легко успокоилась – будто только что не кричала от гнева.
Эша рассказал ей, решил Чарена. Или еще раньше услышала, как воют кьони лунной ночью. Они знают, откуда он идет и куда. Знают, что он лучший спутник по дороге в столицу.
– Но ты же… – Моряк облокотился о стол, скользнул взглядом по Чарене – наверное, хотел посмотреть незаметно, украдкой. Не вышло. – Выглядишь так, как будто они над тобой поработали. И волосы, и все…
Чарена залпом допил пиво. Странно, отчего на пороге осени они подают его холодным, почему не греют на огне, не настаивают с пряностями, привезенными из южных провинций? Жгучий аромат растопил бы душу, помог бы найти верные слова для ответа.
В доме у Мари и после, в дороге и в монастыре, так легко было поверить, что люди не замечают следов колдовского сна. Люди изменились, – может, в империи есть теперь и такой народ, беловолосый, бесцветный. Но глупо было обманывать себя. Люди просто старались не заговаривать об этом и не всматриваться слишком пристально, ведь увечья не принято разглядывать. Разве что в балагане или на невольничьем рынке.
– Болезнь, – сказал Чарена.
– А, накрыло? – Моряк теперь не прятал глаз, смотрел с жалостью.
Такой знакомый взгляд, сколько их было в последний год во дворце. И всегда под состраданием таился страх: вдруг болезнь разгорится, поглотит столицу, сожжет империю? И Чарена боялся этого, как и все, – но не случилось такого, земля жива, народы не умерли, и гробница отворилась, выпустила его.
– Это еще повезло. – Моряк открыл новую бутылку, наполнил кружки. – Подумаешь, волосы. У меня друг был, у них в деревне рванула бомба…
– Бомба? – переспросил Чарена.
Но Моряк не расслышал – или не знал, как объяснить. Продолжал рассказ, а Чарена слушал, обрывками выхватывал смысл из сутолоки слов:
– …Так у него все родные за неделю умерли. Он-то работал, в городе был, не попал под самую дрянь. Но тоже задело, недолго прожил, лет пять? Мучился ужасно. Сбежал оттуда – да там и не осталось ничего. Но не помогло, все равно болезнь доконала. Проклятая война.
Эша неслышно переступил, оказался близко, и Чарена зажмурился, обнял его.
Я все исправлю. Пойму, что случилось с империей, и исправлю, исправлю все.
– А ты откуда? – спросил Моряк. – Не на юге раньше жил?
Ники мотнула головой, отодвинула миску и сказала почти по слогам:
– Мы раньше жили в столице и теперь туда возвращаемся. Я же уже говорила!
Моряк улыбнулся, примирительно махнул рукой.
– Отважные вы ребята, – сказал он. – Да только как вы туда попадете? Столица закрыта, давно уже.
– Без карты сложно, – согласился Чарена. – Но мы находим – найдем – дорогу.
– Карта? – Моряк задумался на миг, а потом кивнул. – Может, дадим тебе карту. Но не обещаю, не радуйся пока.
Такое странное место. Здесь давно не звучат гимны во славу первого императора. Здесь враги империи предлагают ему помощь.
– Спасибо, – сказал Чарена.
3.
Стоило повернуть маховик, и трубы загудели, а из решетки под потолком хлынула вода. Она была мутной, на вкус отдавала ржавчиной, а струи то слабели, то били с новой силой, обдавали холодом и вновь раскалялись, обжигали. Но странники не выбирают, – нужно радоваться, что выпала возможность смыть грязь и усталость долгой дороги.