Но кабинет Мели пустовал, даже ассистентов не было. Может, совещание или затянувшийся эксперимент. Адил не мог объяснить, зачем задержался там, зачем бесцельно бродил между столов, заглядывал в слепые мониторы. А потом подошел к окну – стеклянной стене от пола до потолка, – и подумал: «Лучше б я остался в столице».
Нелепая мысль, откуда она только взялась.
Полчаса тянулись долго, и Адил уже решил, что даже в испытательной камере не увидит Мели. Занята, пришлет кого-то из заместителей. Но она пришла, – стремительная и легкая, светлые волосы стянуты в хвост, глаза сияют. Была взволнована, но оттого ли, что обрадовалась Адилу? Едва войдя, сказала: «Устойчивые результаты у стимулятора, над которым работали последние месяцы – наконец-то!» Не то докладывала, не то делилась радостью. «Испытаем на мне?» – спросил Адил, но Мели поспешно отмахнулась, принялась готовить приборы. «Нет-нет, нельзя отклоняться от графика, с тобой работаем над усилением реакции».
Это был легкий тест, почти безболезненный, только пить хотелось ужасно и жгло кончики пальцев. Но заснуть этой ночью он так и не смог.
Не то, что в столице.
Только лег, и комната показалась тесной, ни вздохнуть, не повернуться, – даже в капсуле перегрузок дышалось свободней. До одури захотелось встать, выбраться из лаборатории, исчезнуть в лесной темноте, босиком бродить по хвое, перебираться через опавшие стволы, смотреть на небо сквозь просветы ветвей. Видна ли луна сегодня, или тьма непроглядна, лишь мерцают редкие звезды, отражаются в водах озера, холодного и тихого? Блуждать бы там до рассвета, прислушиваться, ждать, позабыть обо всем.
Что за дикие мысли сегодня.
Магам было бы простительно, – у одаренных шаткий рассудок, – но себе Адил такого простить не мог. Поэтому поднялся, оделся, проверил оружие и карты доступа и пошел на обход. Бессонные часы можно провести с пользой.
Любая лаборатория охранялась как крепость, и все же порой что-то случалось. То саботаж, то утечка информации, то бунты одаренных. То побеги – совсем недавно пациентка сбежала из Четвертой, и до сих пор не поймали. Да, без нарушений не обходилось нигде – кроме главной, Западной Лаборатории. И сейчас, шагая по тихим ночным коридорам, Адил не мог отрицать, – в этом его заслуга.
Он знал каждый выход, проверял и перепроверял каждого сотрудника, без предупреждения сравнивал отчеты, просматривал записи камер и обходил посты.
Что ж, пусть сегодня будет такая проверка.
Он спустился на нижний ярус. Пешком, по рифленым ступеням, семь этажей под землю. Дежурные у входов вытягивались и салютовали, едва заслышав гудящее эхо шагов. Лишь один дремал, привалившись к стене, – Адил запомнил его имя, отметил взыскание.
Внизу шумели генераторы, мигали лампочки над бронированными дверьми аварийных ходов. Никаких происшествий, персонал на месте, перебоев нет, излучение в норме. Значит, можно идти дальше.
Двери подъемника зашипели, разомкнулись, впуская Адила.
Он останавливался на каждом этаже. Сперва обошел ярусы, где держали заключенных и пленных. Решетки, металлические двери, охрана, – все было в порядке. Этажом выше жили одаренные, здесь дышалось легче, коридоры и комнаты почти не отличались от казарм и общежитий учебных центров. Со стен смотрели картины и постеры, в углах возвышались кадки с деревьями. Здесь даже были окна – узкие, под самым потолком, – но настоящие окна. Этот ярус выглядывал из-под земли, и днем сюда падал солнечный свет. Да, совсем как в обычных домах, – только в стенах и под порогами комнат прятался защитный контур, а в холлах дежурили кураторы, следили за показателями одаренных.
Выше, еще выше. Адил шел мимо кабинетов ученых, мимо установок, работающих днем и ночью, мимо испытательных камер, прозрачных окон, зеркальных стен, открытых и глухих лабиринтов. На самый верх, в наблюдательную башню. Но и там все было спокойно и тихо.
Когда он спустился к кабинету Мели, уже светало.
Зачем снова пришел сюда, – в такой час кого тут встретишь? Но из-за приоткрытой двери доносился стрекот приборов и шорох клавиш. Адил вошел, не стучась.
Мели вскинулась, отблеск монитора лег на лицо. В призрачном мерцании кожа казалась прозрачной, как фарфор на свету, но под глазами темнели круги. Не спала, как и я, понял Адил. Так и сидела здесь с вечера.