Чаки попытался зажмуриться, но веки не слушались. Попробовал успокоиться, распознать бушующую вокруг магию, – и боль обрушилась с новой силой. Но не сумела затуманить мысли.
Он ничего не делает, понял Чаки. Не колдует, я просто чувствую его, как любого мага. Но ведь только что это был обычный человек! Его дар, – чудовищный, непереносимый, – прятался. Но теперь открылся, и стало ясно: этот человек – гибель базы сепаратистов, и вспышка в лесу возле лаборатории – тоже он. Он всюду, всюду, и невозможно двинуться, выхватить оружие, сказать хоть слово.
Дверь хлопнула, зазвенел колокольчик над входом, и в зал вбежала девчонка, – растрепанная бродяжка в грязных ботинках и коротком платье.
– Кьоники! – закричала она, отчаянно, надрывно.
Может быть, и шторм магии вокруг Рени, и эта девчонка, – просто галлюцинации, бред?
Но нет, ее крик услышали все в зале. Струны смолкли, из-за стойки поднялся распорядитель. Рени замолк, обернулся к двери, и в тот же миг исчезла его магия.
Ни следа, ни эха не осталось, – даже крупицу дара нельзя было различить. Только боль со всех сторон вгрызалась в тело, не давала шелохнуться.
Я оглох, подумал Чаки. Лишился способности, ни на что уже не гожусь.
Нет. Рени стал обычным человеком, незаметным, бесцветным. Но вокруг вбежавшей девчонки плясало жаркое дыхание силы. Категория три-плюс или даже четвертая, ясный стихийный вкус, и это лицо, – полудетское, хмурое, – Чаки уже видел прежде. Никошиара Твинир, сбежавшая пациентка.
Подняться, предупредить, начать стрелять на поражение, – Чаки точно знал, что должен сделать. И он попытался, на секунду показалось, – все получится. Пальцы дрогнули, подчиняясь воле, но тут же застыли, окоченели.
Девчонка схватила Рени за руку, потащила за собой. Дробный стук шагов, скрип двери, латунный перезвон колокольчика, – и исчезли, скрылись. Никто не ринулся следом, все в зале вернулись к своим разговорам и песням.
Чаки снова и снова приказывал себе встать, включить рацию, вызвать подмогу, кинуться в погоню.
Но еще долго не мог пошевелиться.
Глава 8. Невидимый
1.
Ники заговорила, но слова разметал встречный ветер. Он выл, царапал кожу холодом, и каждый вдох полнился привкусом сажи, запахом бензина. Чарена пригнулся, пытаясь укрыться, – но без толку. У этой повозки не было ни крыши, ни стен, лишь стальные дуги по краям, цепи и два ряда ящиков с грузом.
Небо качалось, – не разобрать, от невыветрившегося вина или от скорости, – звезды вылетали из-под пелены облаков и исчезали вновь. Поезд мчался вперед, громыхали колеса, и в такт им все острей вспыхивала боль в голове.
Дурное вино и безрассудный разговор. До столицы еще далеко, не стоило так рано рассказывать о себе. Даже если тот человек ничего не понял.
Ники придвинулась ближе и повторила, громко, стараясь перекричать ветер:
– Как у тебя получилось? Я думала, он погонится за нами, а он и встать не смог! Что ты с ним сделал?
Только говорил и сказал слишком много, а все вокруг сияло и искрилось, – может быть, Чаки тоже это увидел? Нет, глупо надеяться, никто больше не видит, только кьони чуют пути.
Словно услышав, Эша поднял голову, глаза блеснули в темноте.
– Ничего не делал, – сказал Чарена и закашлялся, захлебнувшись порывом ветра. На губах остался вкус гари. – Говорил – и все!
Ники отодвинулась, вновь стала едва различимой тенью.
– Сердишься? – спросил Чарена.
– Нет! – Она наклонилась к Эше и тут же выпрямилась, принялась объяснять. Слова вспыхивали и гасли, как звезды в небе, исчезали среди шквала и грохота колес. – Хорошо, что ты так сделал – он бы нас все равно заметил! Меня бы заметил точно, а так ты его остановил, может, он и сейчас сидит там!
Ники рассмеялась, но Чарена сумел лишь улыбнуться в ответ. Боль вгрызалась в виски, тошнота подступала к горлу.
Не стоило пить с первым встречным.
2.
Препарат подействовал. Удушье отступило, сердце уже не заходилось отчаянным стуком, а пальцы не леденели в преддверии паники. Но чувства не замутнились, даже стали острее. Странно, раньше так не было, неужели новое, неопробованное лекарство? Надо будет спросить у Бена, потом.