Пришлый волк был высоким и крепким, видел уже много лет, – их следы шрамами остались на боку и на морде. Его подруга была моложе, зрачки тонули в темных глазах, необычных для кьони. Эти двое видели Чарену впервые, но смотрели так радостно, будто давным-давно отбились от стаи, а теперь наконец-то нашли сородичей.
– Добрая встреча в пути, – сказал он на лхатони.
Волчица лизнула его в лицо, тихо заскулила. Ники молчала, но он понял все и так.
– Нет, – качнул он головой. – Слишком опасно нам идти всем вместе. Но я буду вас ждать, как вы ждали меня. Земля скажет вам, когда я окажусь в столице, когда коснусь сплетения путей.
Волчица печально ткнулась ему в плечо, но не стала огрызаться и спорить.
– Возьмите Эшу с собой на охоту, – попросил Чарена. – Разделите с ним добычу, а он расскажет о нашем пути. Пусть на эту ночь он станет вам братом. А мы спрячемся в полях, и утром снова пойдем на восток, вместе с ним.
Волк – знает ли уже Ники, как его зовут? – встрепенулся, отбежал на пару шагов, призывно завыл и тут же вернулся. Волчица согласно тявкнула.
– Они знают, где нам спрятаться, – проговорила Ники. В ее голосе совсем не было страха. – Здесь рядом заброшеный дом, или что-то такое, туда люди не заходят.
– Хорошо, мы останемся там до утра. – Чарена поднялся и спохватился, добавил на новом языке: – Спасибо.
4.
Самое сложное в путешествии – это заснуть, где придется. В трясущихся вагонах, пропахших коровами, сырыми опилками или мазутом. В стогах сена, на голой земле и в покосившей брошеной хижине. Ники никак не могла к этому привыкнуть. Старалась, но не могла, и спала урывками, беспокойная дремота то накатывала, то исчезала.
Сарай, который нашли волки, был почти целым, только крыша прохудилась. В прореху заглядывал лунный серп, бил в глаза, как фонари во дворе больницы. Ники поежилась, обхватила ладонями локти и снова легла, подложив под голову сумку. Жалко, нет одеяла, надо было украсть по дороге или попросить у людей из Шанми, они были добрыми. Зря Кьоники убил их.
Ники ему немного завидовала, – он каждый раз так легко засыпал. Просто ложился, закрывал глаза и отключался, и все равно, что вокруг. Вот и сейчас Кьоники спал, лицо скрывали растрепанные волосы, черная прядь змеилась в них, как лента. Вот бы так тоже уметь. Но ему проще, его не держали в лаборатории и не запирали в психушке, наверное, ему не лезут всякие мысли в голову. А у Ники всегда так было, – только смолкнет сирена отбоя и погаснет свет, и сразу туча мыслей. Они не только мешали спать, они не давали убежать внутрь. Или, может быть, из-за темноты не получалось. Днем Ники всегда могла убежать, раз – и ее нет, она далеко-далеко, а с врачами и надзирателями – только тело и ветер. Ветра они очень боялись.
«Так и делай, прячься, – говорил ей Джедли. Шептал еле слышно, она читала по губам. – Это прекрасный дар. Если душа убежала – никакие стимуляторы не сработают. Так что прячься. Но ты и целиком убежишь, выберешься отсюда, я помогу».
Ники не помнила, были ли у нее друзья до Джедли. Вроде бы да, она же с кем-то сидела рядом в учебном классе, жила в одной комнате с разными девочками, – они часто менялись, – гуляла с ними во дворе. Но все они были или испуганные, или обколотые, и совсем ее не понимали. Может, к ней специально таких подселяли, чтобы брала с них пример и стала смирной. Даже странно, что ей разрешили общаться с Джедли.
Джедли был героем войны. Но про войну ничего не рассказывал, он вообще мало разговаривал, и в больнице его считали совсем чокнутым. Говорили, что магия сожгла ему мозги, и он не различает, где враги, а где свои, и все бы здесь уничтожил, если бы не успокоительные. Этими наркотиками его кололи по несколько раз в день, и он почти не шевелился, сидел в кресле и смотрел в окно, на кроны деревьев.
Как только Ники его увидела, сразу поняла, что он прекрасно знает, кто здесь враги и хотел бы уничтожить все лаборатории и психушки, но не получается. Когда дежурный отвлекся, она подошла к Джедли и сказала: «Я тоже их всех ненавижу». Он ничего не ответил. Но потом ее часто сажали возле Джедли в общем холле, иногда даже приводили к нему в комнату. Говорили, что он ее звал, и еще: «Рядом с тобой у него более стабильное состояние, пожалуйста, постарайся хорошо себя вести и ничего не вытворять». Наверное, со стороны казалось, что они молча сидят друг напротив друга, каждый в своих грезах. Но они научились неслышно разговаривать.