Сканди взглянула на Сеймора, быстро, исподлобья. Адилу показалось, что она готова выругаться, высказать все, что накопилось. Сейчас сожмет кулаки, закричит, глаза заледенеют от гнева, на скулах вспыхнут лихорадочные пятна. Сеймор ответит, и злость разгонит душный воздух комнаты, разломает клетку.
Опять бредовые, дикие мысли.
Адил зажмурился на миг, сделал глубокий вдох.
– Асоциальное поведение в больнице – это одно, – сказала Сканди. Конечно же, она и не думала кричать или злиться. Говорила рассудительно, как всегда. – А если ситуация Р29…
Бен засмеялся, а Сеймор закивал, подхватил:
– Конечно же, Р29, как я не догадался! Немедленно объявляем тревогу! А то иначе…
И не договорил, расхохотался тоже.
Р29. Кодовое обозначение подпольного движения магов. Оно было подавлено в первые годы после революции, неужели Сканди всерьез считает, что в республике осталась сеть заговорщиков, что они прячутся, готовят восстание, проникают в армию и в учебные центры? Адил встречал людей, которые верили в такое. Но Сканди знает все тонкости работы с магами, поиски, регистрацию, отслеживание, – должна понимать, что заговор невозможен.
Хотя сейчас и Адил готов был поверить во что угодно.
Нет. Надо мыслить ясно. Надо действовать.
– Твинир – наша лучшая зацепка, – сказал он. Обвел комнату взглядом. Бен все еще улыбался, но казался растерянным, виноватым, крутил браслет на запястье, на гравировке отблескивал свет ламп. Сканди по-прежнему стояла у двери – вытянулась, как на построении, слушала. Даже Сеймор молчал и ждал. – На невидимого мага у нас слишком мало данных.
Сеймор собрал разбросанные по столу листы, принялся перебирать. Шуршала бумага, шумел монитор, провода гудели от напряжения, а спрятанный в стене вычислительный узел дышал ритмично, тяжело, словно усталый зверь. Включился усиленный слух, понял Адил. Как это могло произойти – неосознанно, внезапно? Так не должно быть.
– Разве мало данных? – спросил Сеймор, теребя распечатку. – Уникальный набор данных. Невидимый маг, первое появление на западе, в месте природного выброса. Назвал родным языком лхатони, произношение близко к архаичному. Перенес тяжелую болезнь. И сказал свое имя. Достаточно данных.
Слух не желал подчиняться, не превращался в обычный, человеческий. Звуки звенели и множились, повторялись, дробились и отражались эхом.
Как же здесь душно. Как сложно думать.
– Давай яснее, – велел Адил. – Как нам помогут эти данные?
– Да никак. – Сеймор пожал плечами и отдал бумаги Бену. – Надо искать девчонку, ты прав.
Вслед за слухом обострились все чувства. Адил видел, как неровно бьется жилка на шее у Сканди, видел красную сетку сосудов в глазах Бена, слышал, как Сеймор сбивается, пытаясь отбарабанить на подлокотнике знакомый мотив. Все в этой комнате устали, все были на пределе, даже он сам. Но у него еще есть дела.
– Можете идти отдыхать, – сказал Адил. – Я подготовлю план действий.
Заснуть все равно не получится.
2.
Его разбудило солнце.
Тепло скользило по зажмуренным векам, вспыхивало многоцветными пятнами, и Чарена не спешил открывать глаза. Лежал, пытаясь заново ощутить онемевшее за ночь тело и удержать обрывки снов. Нет, не поймать, ускользали, исчезали без следа. Воздух пах поздним утром, увядающими травами, трухлявой древесиной и пылью. Пел сверчок, – настойчиво, близко.
И пути горели, текли сквозь землю и сердце. Торопили: что же ты спишь, Чарена, поднимайся, спеши, не теряй ни мгновения.
Усилием воли Чарена заставил тело подчиниться и сел.
Полумрак таился в углах заброшенного жилища, растекался по полу, лишь сквозь щель в стене падал солнечный луч. Единственный, тот, что помог проснуться.
У покосившегося крыльца дремал Эша. Вскинулся, когда скрипнула дверь, сонно ткнулся носом в протянутую руку и снова опустил голову на лапы.
– Скоро в путь, – сказал ему Чарена. Эша дернул ушами и заворчал.
В путь по бездорожью, сквозь подступающую осень и холод. Скоро тропы превратятся в размытую глину, ночи станут длиннее, нужен будет надежный кров, огонь, теплые накидки. Еще недавно казалось, – некуда торопиться, можно дойти до столицы пешком. Задерживаться, без оглядки принимать помощь встречных, жить в чужих домах, листать древние книги, думать. Пытаться понять, чем же больна империя, почему не исцелилась с его пробуждением.