Взрыв.
Думать было некогда.
В ушах гудело, и Чаки закричал изо всех сил, как можно громче:
– Девять два! Ситуация девять два! Эвакуация научного состава, до выхода в безопасную зону всем слушаться моих приказов!
Мысли обжигали, неслись одна за другой: нет, не будут слушаться, Мели старше меня по званию, и остальные не позволят, чтобы ими командовал одаренный, мало ли что там в инструкции. Но собственный голос доносился словно издалека, продолжал выкрикивать нужные слова:
– Все могут двигаться, тяжелораненых нет? По одному в коридор, вставайте в шеренгу, ждите команды!
Никто не попытался спорить. У дальней стены глухо лязгнул металл, в чьих-то руках вспыхнула аварийная лампа, полоса мертвенно-синего света легла до двери. Люди, – такие знакомые, но непохожие на самих себя, – призраками пробирались по разгромленному кабинету, переступали порог, называли имена. Чаки кивал, повторял и считал. Слух возвращался медленно, искажал и выгибал звуки, и гул, доносящийся из глубины, сперва показался эхом.
– Генератор! – взволнованно сказали из коридора. – Включился!
Под потолком замерцал красный контур, комнату наполнили багряные тени. И тут же заскрежетало железо, раненым зверем завыла сирена и смолкла, почти сразу. Этот звук Чаки ни с чем бы не перепутал, знал по каждой учебной тревоге. С таким сигналом опускались бронированные переборки.
Рупор над дверью захрипел, обдал неразборчивым шумом и заговорил:
– Центральный пост безопасности всем постам. Ситуация девять два. Протокол запущен. Блоки изолированы. Автономная эвакуация личного состава. Минусовые жилые уровни запечатать до отмены тревоги – без эвакуации.
Минусовые уровни. Без эвакуации.
Чаки сбился со счета, забыл, сколько людей прошло мимо него.
Минусовые уровни – тюрьма и ярус, где держали одаренных, тех, что были признаны негодными для службы, годились только для экспериментов. Их запрут здесь, бросят. Все, как положено по инструкции.
Или это кошмарный сон, пропитанный дурманом препаратов.
Ученые тоже заблудились в этом сне, не могли вырваться. Озирались, но стояли смирно, ждали приказа. Красные и синие отсветы рассекали лица. Чаки еще раз пересчитал шеренгу. Мели потянула его за рукав, сказала еле слышно:
– Верта нет. Он был рядом со мной, потом пошел перегружать блок, а после взрыва не отозвался.
Чаки кивнул и вернулся в кабинет.
Луч нырял под столы, скользил по рассыпанным бумагам, путанице проводов, безвольно висящей телефонной трубке. Нет, никого здесь не осталось, лишь через опустившуюся переборку тянулись голоса магии, вихрящиеся, рассыпающиеся искрами. Там, за стальной преградой, скрывалась дверь в камеры испытаний, недостижимая теперь. Не войти, не выпустить подопытных из стеклянных клеток. Но там есть исследователи, там дежурит офицер, они могут увести одаренных с собой! Или запечатать камеры, бросить.
Из коридора донеслись шаги и отрывистая перекличка, и Чаки поспешил туда.
Возле шеренги стояли трое рядовых, порядковые номера блестели на лацканах. Знакомые ребята.
– Пятый пост готов к эвакуации, – доложил старший. – В вашем распоряжении.
В «вашем». Будто и не пили вместе столько раз.
Чаки жестом велел им ждать, обошел огороженную зону. Все щиты опустились, намертво стояли в пазах. И никого тут не было, кроме самого Чаки, троих дежурных и восьми ученых. С Вертом было бы девять.
– Значит, он успел выйти в испытательный отсек, – сказала Мели. – Больше некуда.
– А если он связан с этим? – Голос ее ассистента дергался, наливался паникой. А ведь у каждого здесь была военная подготовка, куда она только делась. – Он отвечал за оборудование, и он из Шанми, и…
– Задача – эвакуация, – напомнил Чаки. – Без лишних разговоров.
Люк аварийного выхода открылся легко, как на учениях. Чаки заглянул вниз, – ожидал, что там притаилась чернильная тьма, но увидел уходящие в глубину огоньки, тусклый красный свет. Генератор питал и эту шахту, только надолго ли? Чаки пристегнул фонарик на плечо, сказал старшему рядовому: