Но отряд был вовсе не таким огромным, как сперва почудилось. Не больше дюжины человек, и большинство – в голубой форме. Врачи или исследователи. Или кто там еще работает лаборатории? Лишь четверо были в черном.
– Это деревенские ребята, – сказал один из солдат. – Сколько раз их встречал.
Мари не узнавала его, не помнила, но торопливо кивнула.
– Ладно, – сказал предводитель. Глаза у него были темные, злые, а в волосах запуталась не то труха, не то паутина. – Что видели? Машины, люди, кто проходил?
– Никого! – ответил Кени. Слишком громко, слишком быстро, наверняка этот маг решит, что они что-то скрывают. Но они ведь правда не видели ничего! – Пустая дорога всю ночь, только взрывы слышали.
– Ладно, – повторил маг. – На заправке у вас должен быть телефон. Работает?
Мари кивнула, и маг скрылся внутри.
Его отряд топтался перед навесом, у края дороги. Исследователи переговаривались, слова сливались в усталый неразборчивый гул. Трое солдат стояли полукругом, как конвой. Мари обернулась к Кени, хотела ободрить его хотя бы взглядом, но не сумела. Слишком все было смутно, слишком шатко.
Она прислушалась к голосу мага. Тот дозвонился и сыпал теперь чередой цифр, непонятных кодовых слов. Исследователи замолкли, кто-то вздохнул с облегчением. Телефонная трубка глухо брякнула о рычаги, и маг показался на пороге.
– Все в порядке, – сказал он. – Скоро нас заберут. – И тут хлестнул взглядом по Мари и Кени, посмотрел так, будто заметил впервые. – Что стоите? Чрезвычайная ситуация. По домам и не выходить до сигнала.
Когда они подошли к деревне, ночь уже отступила, заборы и крыши выплывали из предрассветных сумерек и волн тумана.
– Все нормально будет, – пробормотал Кени. – Военные приедут и разберутся.
«Это все из-за Рени». Мысль была такой абсурдной, нелепой, что Мари мотнула головой, пытаясь ее прогнать. Но та не уходила, вгрызалась в душу. «Из-за него».
4.
Духи реки были с ним заодно. Не бросали лодку на отмели, не тянули в омуты, ни разу весло не запуталось в стеблях кувшинок и не увязло в иле. И так легко вспомнилось ремесло гребца: руки будто двигались сами, лишь ладони саднило все больше, а плечи наливались усталостью. Эта лодка была больше той, что Чарена знал в детстве. Тяжелей, надежней, но шла легко.
Вторую ночь они плыли, и река берегла их, вела прочь от врагов. А те могли таится рядом – степь изменилась, превратилась в поля, изрезанные дорогами. Мигали огни на вышках, то здесь, то там мерцали окна селений, – словно горсть теплых звезд, упавших на землю. Порой деревни подступали к воде, захватывали берег, и тогда Чарена вытаскивал весла, доверялся реке. Прятался на дне лодки, рядом с Эшей, тянул за собой Ники. Она опять была далеко, смотрела мечтательно, улыбалась, губы беззвучно шевелились.
Когда огни деревни терялись вдали, Чарена снова садился на весла, греб и вслушивался в голоса путей. Они гремели все неистовей, жарче. Незримый свет летел по руслу реки, ему вторили нити и петли других дорог. Они мчались на восток и звали, звали: Наше сердце, вернись к перехлесту, отвори нашу силу.
Столица была совсем рядом.
Вечером, перед тем как спустить лодку на воду, Чарена долго всматривался в карту. Ники показала город, сожженный вчера огнем и ветром, и реку, разделявшую его надвое. «Старый порт, – сказала Ники. – Не помню, почему его закрыли, наверное, из-за войны». Чарена не смог узнать эту реку. Может быть, прежде она струилась под землей или текла неприметным ручьем и лишь теперь набрала силу. Как и пути, стремилась на восток, но потом уклонялась, огибала столицу широкой дугой.
Скоро придется сойти на берег.
Луна поднималась за спиной, – отблески скользили по волнам, свивались причудливой рябью. Помнит ли луна своих жриц, ведьм с берегов Айоры? Хранят ли воды озера их гневные крики?
– Ваши проклятия – пустые слова, – прошептал Чарена. – Вы проклинали меня, но я жив. Жив. Исправлю все.
Его голос вернул Ники. Она вздрогнула, вцепилась в край скамейки, будто не понимая, где очутилась. И тут же встрепенулась, указала вперед:
– Кьоники, река поворачивает! Нам пора!