Как может человек следовать судьбе, если не знает даже своего подлинного имени?
*
Дорога позвала, когда ему сравнялось двенадцать лет.
Родной дом стал тесным, весенний воздух будоражил кровь, и хотелось бежать, – вдоль реки, вниз по склону холма. Мчаться наперегонки с кьони, потеряться в волнах цветущей степи.
– Прежде, чем отправишься в путь, – сказала Карионна, – пройди обряд. Без имени ты ребенок, Кьоники. Не сможешь отыскать дорогу.
Кьоники, Волчонок – таким было его детское прозвище. «Кьони всегда к тебе приходили, – говорила Карионна. – Появлялись, еще когда ты лежал в колыбели, бродили за оградой. Твой отец выходил, прогонял их, но они возвращались».
Родителей Кьоники не помнил. Знал о них лишь по рассказам, похожим на обрывки легенд.
Прежде деревня стояла на пологом берегу, а дом Карионны был в стороне, ютился на крутом обрыве над водой. Маредж, дочь Карионны, пошла стирать на реку и увидела лодку, плывущую вниз по течению. Гребца звали Тейрит, он сошел на берег, построил дом для Маредж и взял ее в жены. У них родился сын, посмотреть на которого сбегались белые волки. Но счастье было недолгим. Дух реки разгневался, случился небывалый разлив, страшное половодье, много людей погибло. Воды унесли и Тейрита, и Маредж, но их сын уцелел – гостил у своей бабки, Карионны. Река не добралась до дома над обрывом.
Кьоники знал, что часть уцелевших винит его и Карионну, но чем они могли прогневать духа реки? Другие говорили: «Родился в счастливый день, вот и повезло». Но все они не спешили заговаривать с Кьоники, когда тот заглядывал в деревню. Боялись Ки-Ронга.
Карионна рассказывала, что Ки-Ронг появился вскоре после половодья, и странно – этот день Кьоники помнил, а что было до того – нет. Словно река смыла прошлое. Оставила лишь память о маленьком кьони, о его шаткой поступи, трухе, налипшей на мокрую белую шерсть, и о счастье, вспыхнувшем в голубых глазах, едва Кьоники оказался рядом.
Найденыш вырос в огромного зверя – огромного даже для кьони – и всегда следовал за Кьоники, не оставлял его ни на миг.
Вместе они отправились и в святилище Безымянного духа. Миновали деревню, обогнули гречишное поле и оказались на пустоши. Даже крапива не росла на растрескавшейся земле, лишь редкие травинки тянулись к солнцу. Казалось, кто-то выжег склон холма, оставил подпалину среди зелени. В дальнем конце пустоши возвышался жертвенник: серая глыба камня, а над ней – шатер из узловатых ветвей и выкрашенные в черное оленьи рога. Алтарь и земля вокруг были усыпаны пеплом.
Сперва Кьоники подумал: пусто, пришли в неурочный час. Но потом тень возле жертвенника шевельнулась, поднялась, и на свет вышел жрец. На ходу натянул на голову косматую шкуру, швырнул перед собой горсть золы. Ки-Ронг прижал уши, зарычал угрожающе, глухо, и Кьоники положил ладонь ему на голову, успокаивая без слов.
– Сын Маредж, внук Карионны, – сказал жрец, – зачем ты пришел?
– Хочу пройти обряд, – ответил Кьоники. – Найти настоящее имя.
Ки-Ронг вновь зарычал, но жрец не вздрогнул, даже не посмотрел на него. Не боялся.
– Обряд. – Глаза жреца блеснули из-под надвинутой шкуры. – А ты готов к нему?
– Готов, – кивнул Кьоники.
– Тогда прогони своего зверя, – велел жрец. – Ты должен остаться наедине с собой.
Ки-Ронг оскалился, и Кьоники наклонился к нему, прижался лбом ко лбу и прошептал:
– Пойду один, а ты жди меня. Беги, оставайся у края поля или возвращайся домой, но за мной не ходи. Я вернусь другим и позову тебя.
Ки-Ронг послушался, но неохотно, не сразу. Сперва медлил, кружил по пустырю, ловил невидимые цепочки следов, запоминал запахи. Но, в конце концов, скрылся в поле, среди зеленых побегов.
– Подойди к алтарю, – сказал жрец. – Умойся пеплом.