Дело ее жизни осталось под обломками. Работа, которую Адил должен был защищать.
Но сама Мели сидела перед ним – живая! – измученная, несчастная, но не сдавшаяся. Он помнил, как несколько лет назад она с восторгом рассматривала его показатели и говорила: «Это первый шаг, мы на верном пути! Вот увидишь, скоро ты станешь гораздо сильнее одаренных. Мы докажем, на что способен обычный человек!»
– Ты все восстановишь, – сказал Адил. – Главное, что Чаки вывел тебя и твой отдел. Исследования не прекратятся.
Он боялся, что Мели начнет спорить или расплачется, – разве могли его слова утешить? Но она благодарно улыбнулась и коснулась его руки. Не чтобы измерить пульс или прикрепить датчики – просто так.
– Ты прав, – сказала Мели. – У нас получится.
На миг показалось – все хорошо, снаружи – мирный город, а впереди – спокойная жизнь.
Луч прожектора скользнул за окном, полоснул облака.
3.
Он так и не сказал своего имени, а Ники только на следующий день заметила, что зовет его йиргой. Не вслух, конечно, про себя! Забавное слово, из южного диалекта, так одна девочка в учебном центре называла своего дедушку. Все говорила: «Йирга приедет, запретит им меня колоть, заберет с собой, будет сам меня учить! Мой йирга – самый сильный колдун, он офицер в армии, они меня с ним отпустят!» Конечно, никто за ней не приехал. Но, слушая эту девочку, Ники жалела, что у нее нет своего йирги. Столько всего хорошего было в прошлом, в столице, а вот дедушки не было.
А теперь как будто появился.
Проснувшись утром, Ники сперва не поняла, где очутилась. Толстое одеяло, шершавые чистые простыни, утренний луч на синей стене, – все дышало уютом, теплом. Хотелось закрыть глаза и провалиться обратно, в сон без сновидений. Но Ники заставила себя сесть и осмотрелась.
Кто-то здесь жил – давным-давно, но память осталась. Будто человек ушел десятки лет назад, а его вещи никто не перекладывал, лишь протирали пыль.
Солнце пробивалось из-под тяжелой занавески, золотило сухие цветы в вазе. На столе громоздилась стопка книг и выцветших тетрадей, а рядом тускло блестела склянка – чернильница, как в фильмах. Со стены смотрели черно-белые картинки из журналов и старый-старый плакат. Такой был в учебнике истории: слово «свобода», вписанное в границы страны. Если сейчас на нем нарисовать линию фронта, то она отъест половину буквы «с».
Что-то непривычно защекотало шею, Ники попыталась смахнуть, – пальцы наткнулись на шнурок, скользнули вниз и обхватили амулет. Тогда она наконец все и вспомнила. И пожар, и реку, и этот дом.
Вспомнила, как йирга принес вчера одежду, сказал: «Тебе будет впору». Вещи сейчас нашлись на стуле и правда подошли. Синие брезентовые штаны – такие давно уже не носят, с резинками на щиколотках – и рубашка в смешной цветочек. Все такое теплое, не то что форма из дурки и украденное с веревки короткое платье.
Кьоники еще спал, Эша лежал на полу неподалеку, – шевельнулся, дернул ушами, когда Ники прокралась мимо, и снова опустил голову на лапы.
Йирга был на кухне. Улыбнулся, когда Ники шепотом пожелала доброго утра, попросил не выходить наружу. Но внутри разрешил ходить всюду и сам провел по комнатам.
Это оказался настоящий деревенский дом. Ники пряталась в похожем, когда сбежала в первый раз, только там толстым слоем лежала пыль и холод сквозил из разбитых окон, как в страшном сне. А здесь все было обжитым, настоящим.
– Сюда можно, тут не увидят, – сказал йирга и распахнул дверь на веранду. От перил до крыши тянулся сетчатый навес, вьюнки карабкались по нему, оплетали так плотно, что даже солнце не могло пробиться. Внизу листья уже начали желтеть, алые прожилки рассекали их словно кровь или пожар. Ники с трудом отвела взгляд. – Дорога с другой стороны, а деревни тут давно нет, чистое поле.
Ники и сама это заметила вчера, когда они шли в ночи. Было совсем темно, только огоньки горели на сигнальных вышках.
– Это уже запретная зона? – спросила Ники. Йирга кивнул. – Почему же вам разрешают здесь жить?
– Пойдем, я покажу.
Он повел Ники по скрипучим доскам веранды. Та обогнула дом, превратилась в широкие ступени и уткнулась в пристройку, обшитую синим пластиком. На тяжелой двери блестели кнопки кодового замка. Йирга нажал их, не глядя, и засов лязгнул, открылся.