Иногда – как сегодня – перед пробуждением вспыхивал серебристый, призрачный свет и звучали слова. Чаще бессмысленные, но изредка – понятные и нужные.
Сколько раз в детстве он проваливался в этот кошмар, прежде чем разгадал смысл?
Это был сон о власти магов.
В учебниках истории и в старых мемуарах говорилось о том же. Адил читал их, перечитывал, снова и снова находил подтверждения. Колдун-правитель мог быть добрым человеком, рассуждать о благе народа, но когда переходил к делу, становилось ясно: ему плевать на простых людей. Лишенные дара – песок, на котором маги выкладывают яркую мозаику. Императоры, наместники, главы областей – все были заклинателями, обычный человек не мог править. Страх перед магами держал страну в повиновении.
Из книг было ясно и другое – какие бы страшные вещи не творили правители, не всегда можно было их винить. Колдовство мутит разум, безумные идеи не дают покоя, кажутся высшей истиной. И сумасшедший командует армиями, разоряет страну, угнетает подданных. Магия – мощная сила, но она должна служить человечеству, а не порабощать его.
Вот почему нужна была революция. Теперь магов контролируют, стабилизируют и лечат – и никогда не допускают до верховной власти.
Но еще в училище Адил почувствовал, – этого не достаточно. Если бы обрести силу, превосходящую магию, но сохранить ясность ума, остаться собой! Да, поэтому он и вызвался добровольцем в новую программу.
Не ради усиленного зрения и слуха, не ради регенерации и быстрых рефлексов. И не только потому что хотел служить стране.
Он хотел остаться собой.
Вот о чем нельзя забывать.
Спит ли еще Мели или вовсе не ложилась? Нужно подняться в лабораторию, проверить, вдруг найдет время для разговора. Всего несколько минут, чтобы пересказать кошмар.
Адил привычно одернул воротник куртки, проверил рацию и оружие. Подошел к двери, но не успел шагнуть за порог, – позади задребезжал сигнал вызова.
Телефон прятался в стенной нише. Адил снял темно-красную трубку, нажал прием:
– Джета.
– Адил, привет, у меня просьба, я хочу проверить. – Голос Чаки звучал взволнованно, слова комкались. – Ты можешь мне сделать допуск в башню? У Сканди локальные приборы, не берут, а нужно в целом…
– Вспышка? – спросил Адил.
– Нет, не совсем. Весь город шатает – но не сильно! Как будто был гладкий пруд, а потом рябь, вот так во все стороны.
Снова бестолковые объяснения и странные сравнения. Но раз Чаки почувствовал что-то, медлить не стоило.
– Через пять минут будь у лифта, – сказал Адил и повесил трубку.
Столица и правда пошла рябью. Адил смотрел на центральный экран, на мерцающую зеленую россыпь. Карта ожила. Вдоль главных проспектов, на площадях и на пересечениях улиц пульсировали очаги колебаний, разгорались, гасли, разгорались вновь.
Адил стоял за спиной у Чаки, но тот о нем словно забыл. Крутился на кресле, спорил с сидевшим рядом оператором башни, то и дело тыкал в экран. По боковым мониторам ползли ряды чисел и изломанные линии графиков.
– Подумаешь, лихорадит немножко. – Оператор снисходительно усмехнулся, покачал головой. – Я здесь двадцать лет работаю, чего только не видел. Место насыщенное, природные выбросы часто бывают.
Адил застыл. Догадка замерцала, как точки на экране. Только бы не упустить ее.
– Но не весь же город! – Чаки дотянулся до клавиатуры, и цифры на верхнем экране замерли. – Он как будто проснулся, как будто весь дрожит.
Оператор пожал плечами.
– Амплитуда небольшая. Ты чего боишься, землетрясения? Тут их не бывает. Магии много, но зона стабильная.
Адил смотрел на карту, и рябящий свет резал глаза как отголосок сна.
Магии много.
Головоломка сложилась, все детали встали на свои места.
Природный фон в столице настолько силен, что искажает результаты экспериментов. Вот почему их лабораторию много лет назад перевели далеко на запад. В округ, который когда-то называли землей покоя.