Но есть то, о чем можно сказать вслух.
– Ветер – это ты.
Пути утихли, сердце вновь билось ровно.
Она ткнулась ему в плечо, прошептала что-то неразборчиво и быстро. Вихрь смягчался, волна за волной огибал колодец, замирая у ног Ники. И вскоре умолк вовсе.
Ники вздохнула, отстраняясь, и Чарена разжал руки, отпустил ее.
– Нас заметили, – сказала она и запрокинула голову, нахмурилась. – От такого никакой амулет не защитит.
– Да, – кивнул Чарена. – Громко. Но мы дойдем. Я буду убивать.
Убью всех, кто помешает нам, так он хотел сказать. Я знаю, ты хотела, чтобы мы подобрались незаметно, и Верш хотел этого. Но не вышло, и я буду сражаться.
Ники ухватилась за перила, шагнула на лестницу.
– Не бойся, – бросила она через плечо. – Я не стану их жалеть. Пусть сдохнут.
Сперва стрекот небесных машин казался призрачным, едва ощутимым. Но чем выше поднимались Чарена и Ники, тем отчетливей доносился звук. Не перепутать.
По коридору шли крадучись, не зажигая огня, но пути успокаивали, влекли вперед. Никто не ждал ни у дверей, ни возле ржавых растерзанных ворот. Миновав их, Чарена остановился и сощурился, глядя на восток.
Железные птицы кружили над вершинами четырех башен.
Над сердцем империи.
4.
– Ну ладно тебе, расскажи, кто он! – Сеймор придвинулся к Сканди, наклонился ближе. – Мы все слышали, как ты ворковала по телефону. Из нашего подразделения? Или вообще гражданский?
– Отстань! – Сканди отпихнула Сеймора и, видно, забыла про раненую руку – скривилась от боли. – Не буду я вам ничего рассказывать, надоели уже.
Они не первый час сидели вчетвером в общей комнате казармы, Чаки изнывал от беспокойства и не мог отвлечься. Старался сдерживаться, не паниковать, и, похоже, удавалось: Бен и Сеймор смеялись его шуткам, а Сканди называла дураком. Если постараться, можно представить, что сегодня обычный день, они просто ждут задание, не знают, чем заняться.
Нет, не получалось. Дар не давал забыть о том, что надвигается буря. Или она уже здесь, нависла, вот-вот разразится?
«Гладкий пруд пошел рябью», – так Чаки сказал Адилу. Просто не хотел говорить, что чувствовал на самом деле: как будто смотришь в зеркало, а оно оживает, покрывается зыбкими волнами, и не понять, кто там, с другой стороны. Или было оконное стекло – и превратилось в штормящую воду. Во всем городе переливалась и дрожала сила, древние следы магии мешались с новыми.
Служба безопасности не прислушалась к Адилу, не разрешила начать операцию, но он не смирился. В любую минуту может вернуться с приказом. Нужно сидеть, ждать, тонуть в сплетении колдовства.
Чаки заставил себя сосредоточиться, в который раз обвел взглядом комнату без окон. Вентилятор гудел, перегоняя затхлый воздух, и вычислительные блоки подпевали, то и дело сбиваясь на скрип и свист. Из трех мониторов светился лишь один.
– Сканди, ты же знаешь, – сказал Чаки, – ты нам как сестра, зачем что-то от нас скрывать? От нас с Беном, конечно. А Сеймору не рассказывай, он уже ревнует.
– Не спорю, – Сеймор вздохнул и уронил руку на спинку кресла Сканди. – Мне ведь было видение, я понял, что много жизней подряд Сканди была моей возлюбленной. Но сейчас служба и устав не разрешают нам сблизиться, и я довольствуюсь ролью брата. И обязан знать, кто твой избранник! Вдруг это недостойный человек?
Бен рассмеялся, едва не расплескав кофе, а Сканди воскликнула:
– Да хватит уже!
Но Чаки не думал останавливаться – хотел спросить у Бена, не пропадали ли у него стимуляторы, или у Сеймора, подает ли он каждый месяц рапорт о видениях, или…
Мир вспыхнул – сокрушительными, яростными лучами, молниеносными, бьющими без промаха.
Вот она буря, всюду, всюду! Исчез неподвижный воздух, превратился в горный поток, хлестал сквозь сердце, сквозь тело, сквозь стены и толщу земли за ними. Чаки задохнулся, – горло забил не то всхлип, не то смех.
– Чаки!
Кто-то тряс его за плечо, звал по имени. Мысли метались, искали опору, но течение силы рвало их в клочья, несло вдаль. И лишь одна уцелела, билась в груди: пусть все останется так, навсегда.