25 декабря
Скоро новый год, осталось чуть-чуть, наверное, уже можно загадывать желания.
У меня только одно – я очень хочу, чтобы мы больше никуда не переезжали.
Мама вчера очень долго разговаривала по телефону, на кого-то кричала, я лежал в комнате, думал о том, что она всегда так делает – сначала долгий разговор по телефону, потом плачет… а потом, иногда прямо среди ночи, начинаются лихорадочные сборы. Один раз мы уехали, бросив вообще всё, даже мои учебники, хотя мама обычно педантично относится к моим вещам – а тогда… хотя откуда она могла знать о Настиной открытке.
Как хорошо, что всё-таки есть интернет, хотя после последнего переезда Настя уже совсем перестала писать.
Стала, как и все - просто фотографией с чужими людьми.
Я лежу на чужой кровати в… какой уже по счёту?... чужой квартире и смотрю на вытершиеся обои – грязно-зелёные столбики с белыми цветами из точек. Точки выпуклые, иногда я вытягиваю руку и трогаю их, провожу вверх, вниз, и где-то на краю сознания я слышу шорохи и шелест, из-под которых временами начинает звучать музыка.
Смешной мужской голос поёт про «распускаются розы» и про какой-то парк, названия которого я не могу разобрать, как не стараюсь. Потому что мысленно возвращаюсь к тишине в соседней комнате и знаю, что сейчас…
Мама встаёт с кресла, и её шаги направляются…
Пожалуйста, пожалуйста… Только не снова.
Мама входит резко, хотя всегда стучится.
Я не поворачиваюсь – и так знаю, что она натянуто улыбается.
- Нет.
Она даже не успевает ничего сказать, воздух разом выходит из её груди резким вздохом.
- Даня… - еле слышно, на выдохе, но я уже всё знаю, знаю, чёрт всех подери.
- Даня, - мамина рука ложится мне на плечо, но я сбрасываю её и отодвигаюсь вплотную к стене.
- Нет. Я никуда не поеду!
Мама садится на кровать, а я уже знаю, что она мне сейчас скажет – мурашки кипятком вдруг разливаются по спине, нахлёстывая на живот, и поднимают волосы на руках. Я всё это видел, на границе воспоминаний вдруг встают, вытягиваются вверх согнутые тени, шёпот-шёпот.
Я не хочу слышать, я уже это слышал.
- Дань, бабушка умерла. Нам нужно возвращаться.
I.
День, с которого всё началось? Его Даниил запомнил отчётливо, словно кто-то намеренно выжег в памяти жаркий до безумия июль десятого года, Стромилово, стремительное бегство семьи в которое не спасло от удушающей жары, дачных друзей старшей сестры Наташки и пожарный пруд.
Неловкий прыжок после долгих колебаний, и ледяная вода, сомкнувшаяся сверху, залившаяся в нос и уши.
Судорожный глоток воздуха, отфыркивание и смех Наташи сверху насыпи
- Мелкий, ты ловок, как мешок говна!
Вода мгновенно высыхала на коже под палящим солнцем, поэтому обратно купаться начинало хотеться сразу.
- Давай только без лишнего. Мне и так прилетит от старухи.
Даня сразу мрачнел, бабушку только вспомни, хоть к нему она и относилась гораздо лучше, чем к сестре, но уже через минуту старшие парни стояли по пояс в воде, переплетя руки и кричали
- Данька, пошли, закинем тебя.
Как от такого отказаться?
Тем более, что всё хорошее очень быстро заканчивается.
- Сууучкаа! – когда бабушка кричала, её сопрано ввинчивалось в уши гвоздями, а теперь, когда она пинками пригнала Даньку с пруда, а Наташа прибежала следом, казалось её голосом можно было резать стекло.
- Зачем только тебя, пиздорвань, рожали твои недоумки-родители! Что же ты делаешь?! Ты спецом хочешь брата угробить?! Он только что как из больницы!
Бабушкин крик вибрировал и вибрировал, Данька понимал, что сейчас, когда родители в городе, спасения не будет, и Наташке опять придётся уходить из дома до самого вечера, пока не приедут с работы отец с мамой, а до самого того момента всю ядерную мощь бабкиного недовольства придётся принимать на себя ему.
Только голова вдруг заболела так, что бежать вслед за Натальей не хотелось. Хотелось только уйти в дальнюю комнату, забиться с головой под одеяло и понять, что вслед за головной болью тело начал колотить озноб.
Дверь на веранде хлопнула, послышался звон стекла – всё-таки выпало одно из стёкол, которое и без того еле держалось.
- Лучше вообще не приходи! Тварь! Вредитель! – почему-то её голос удалялся, хотя Данька понимал, что бабушка, трясясь от злобы идёт к нему, чтобы под видом заботы вымесить на нём всё, от чего сбегает Наташа, не желая выслушивать…