- Мне приснилась бабушка.
Мама замирает, бросая на меня взгляд из-под лобья.
- Какой ты её помнишь?
- Никакой. Какой она стала после смерти.
Мама отбрасывает сумку, её руки дрожат.
Я сейчас провалился во второй сон?
Сон-после-сна?
Снова начнётся?
- И она меня спрашивала про… какого-то Владимира. Кто это? Ты не…?
Я запинаюсь, потому что мама вскочила и, прижав руки ко рту, смотрит на меня с выражением глухого ужаса… у неё глаза стали просто чёрными – зрачки так расширились, что белого не видно.
- Мам, ты чего? Мам?
В дверь настойчиво постучали.
II.
Темнота… нет уже никакой темноты.
Даня падал вниз через пёструю круговерть, почти ослепший и оглушённый – образы, обрывки музыки и криков. Шёпот.
Какофония звуков и разных цветов – он просто не понимал, не успел осознать, что видит и что слышит.
Несколько мгновений он смотрел на полного мужчину, размахивающего руками, а потом незнакомец со всего размаха влепил ему пощёчину с криком
- Сколько можно, шлюха!
Даниил снова падал и вслед кричал отчаянный женский голос
- Дима, не надо, я не…
Дым свивался кольцами под потолком, Даня вдыхал его и чувствовал чью-то руку на своей груди, кровать провалилась посередине и
Он падал вниз, вдоль стены дома, медленно, успевая рассмотреть чужие освещённые кухни.
Даже женщину, курившую у окна, и встретившуюся с ним взглядом
Её глаза округлились и рот сложился смешной «О», чтобы протолкнуть наружу крик, а потом Данька подошёл к ней сзади и обнял за голые плечи,
- Знаешь, кажется… кто-то упал сверху.
- Не болтай лишнего -
- Ну, чо, будь тут, смотри не проморгай – двое бритых налысо отвернулись и ушли прямо в пестроту, а Данька сидел на кортах, в углу подъезда и слышал,
как сверху доносится музыка, ставшие различимыми слова сквозь треск и шорохи,
слившись продолжающими говорить и говорить и говорить…
- Дрянь. Дрянь какая… всё засрали, - пестрота выгнулась вокруг Даниила пузырём, и осела вытертыми обоями.
На карачках, в углу пустой комнаты ползала женщина в длинном платье, грязном, заляпанном, похожим больше на тряпку.
Даня различил только бледные, будто полупрозрачные босые ноги, руки, сжимающие тряпку, которой женщина остервенело тёрла пол в углу, и копну нечёсаных волос, рассыпавшуюся по плечам.
- Засранцы. Стоило только получить мою… и тут же всё продали…
Комната была серой. И абсолютно пустой – после падения Даня не сразу осознал, что чувствует пол под ногами.
У него кружилась и болела голова, он просто стоял, не понимая, где оказался, а женщина продолжала возиться в углу, ругаясь на кого-то.
- Сначала сломали стены, понаставили углов. Как теперь перетекать? А сами… ходят и ходят. Ходят и ходят… Что тебе нужно здесь?!
Она выросла перед ним кривым пугалом.
Какая она высокая. Просто орясина.
Данька попятился от Женщины, почти упиравшейся в потолок, и смотрящей на него сверху, через волосы, зашевелившиеся, словно водоросли в течении воды.
- Что тебе здесь нужно?! – она затряслась в ярости, рот раззявился, открыв пасть, полную заострённых зубов.
Тряпка полетела в сторону, а она вытянула к Даньке свою огромную руку с обломанными ногтями.
Только не коснись её.
- Что. Тебе. Тут. Надо!!
Великанша завопила и надвинулась серой стеной грязи.
Даня развернулся и серые стены пропали.
Остался серый мокрый асфальт под ногами и приземистое широкое здание на краю огромной то ли парковки, то ли площади.
Серый цвет отступил, большие окна зажглись, и над входом загорелась кроваво-красная неоновая буква «W».
Двери раскрылись, и Даня увидел выходящую стройную фигуру – вроде бы женскую.
Женщина была очень далеко – но прекрасно видела Даньку – приветливо помахала рукой, а потом сделала манящий жест.
Не бойся, малыш, иди ближе.
Звонкий девичий голос зазвенел между висков, как лимонадные пузырьки, лопаясь серебром.
Даня сделал шаг к ней, когда сверху упал яркий сноп света, и в голове бухнул низкий вибрирующий мужской голос
Простите, мадам, но мальчику пора. Как-нибудь в следующий раз.
Словно чья-то огромная рука подхватила мягким теплом, и дернула Даниила вверх, прямо в глубину слепящего белого тепла.
- Прости за… путешествие. Не ждал, что ты сможешь уйти.
Даня приподнялся на локте.
Палата была залита розово-багряным светом, низвергающимся через окна без штор.
Все оттенки красного, будто Данька смотрел через цветное стекло, на полу, стенах, но незнакомый человек на стуле, чуть в стороне, был словно чёрно-белая фотография, вырезанная из газеты и приклеенная посреди закатного безумия.