- Моя. В тюрьме времени много. Вот начал писать.
- Красавец! А еще что можешь слабать? – попросил брат.
- Да ладно. Пацаны. Давайте лучше магнитофон включим? – предложил, закинув в рот огурец, Дорофей, - да и чо там пацан мог написать? Он ТАМ не был, и пороха с нами не нюхал. Шкет совсем, а? – сказал он и собирался было по старой привычке дать мне подзатыльник. Но только перед ним был не вчерашний школьник Слава. А матерый и опытный Гриша, который в обществе так с собой вести не мог позволить никому. Сдвинувшись в бок и чуть приподнявшись с гитарой в левой руке, я уклонился от подзатыльника, а потом правым кроссом отправил Дорофея на пол. Чистый нок-аут.
Все таки нельзя недооценивать военных. Ребята прошли ужасы войны в незнакомых условиях чужой страны. Закалка такая, что дай Бог каждому. В полной тишине замерших товарищей после 10 секундного отруба, Дорофей пришел в себя и начал поднимать, поматывая головой из стороны в сторону. А ведь бил я в этом теле чуть слабее чем конь копытом. Давно обратил внимание, что мне досталось тело панчера, по русски «нокаутера».
- Я тебя сейчас порву, сука! – поднялся на ноги парень и, покачиваясь, полез на меня. Я уже стоял в стойке и готов был продолжить спарринг, но на не дали парни. Растащили в разные стороны и какое-то время успокаивали.
- Все, баста! Успокоились все и жопы посадили, – распорядился Сержант, которого такой поступок брата сильно удивил. А потому, когда ситуация успокоилась, и все вернулись за стол, тот посмотрел на меня своими хмурыми голубыми как утреннее майское небо глазами: – Слава. Ты какого хрена ударил Дорофея?
- Вов, а ты забыл, где я лето провел? – на моем лице появилась моя фирменная кривая улыбка. В ее мрачном варианте, – так я объясню. Если ты на людях позволяешь себя как то унижать и притеснять. Через день в камере с тобой перестанут общаться и уважать, а через неделю окажешься под шконкой. И да, забудь о своем юном немного наивном брате. Тут, – я потыкал пальцем себе в грудь, – его больше нет. Я теперь другой человек, – повернув голову вбок, я мрачно уставился на Дорофея, – без обид, Антон. Но больше подзатыльники и щелбаны я себе ставить не позволю. Ничего личного, просто новая привычка.
- Мдааа, – хмуро протянул Вова и все замолчали. Я подумал, что Вовке точно не соврал. В теле его брата и правда теперь другой человек. Пусть к моей старой личности много примешалось от Славки, но это именно примеси его личности к цельной моей. А не наоборот.
- Ладно! Я тебя услышал и думаю, здесь твои резоны такого поступка понимают. Верно мужики? - парни закивали, пробурчав что-то одобрительное, – Я когда на захваченных стингерах под Кандагаром сидел и курил, тоже помню задумался и понял, что совсем другим человеком стал. Куда более отмороженным, чем на гражданке, ха! – смех брата быстро поддержали. Нам с Дорофеем вручили налитые по горлышко стаканы и предложили выпить за мировую. Пришлось пить. А потом снова играть, потому как мафон слушать парням совершенно не хотелось.
Дальше как в диафильме, воспоминания покадровые. Вот я борюсь на руках с братом, вот стою на ринге с гитарой и что-то забористое пою, вот моя рука закинута кому-то на плечо и меня тащат по улице. Аут. Проснулся благо в своей постели и долго смотрел в потолок, пытаясь сообразить, что же неправильное в этой комнате. Что то точно было не так.
Потом понял. Звук! Старый советский будильник орал как потерпевший, стоя прямо на полу возле кровати. Крякнув как глубокий старик, я перевернулся на бок, свесился вниз и выключил раздражавший аппарат. Попытался напрячь память и вспомнить как оказался дома – темнота! Пожав мысленно плечами, спустил ноги на пол. Поднялся, потянулся и побрел в ванную. Не знаю кто тот умный человек, что завел на 8-30 будильник, но спасибо ему. Как раз раскачаюсь к работе. К тому же надо привести в порядок костюм со школьного выпускного и погладить рубашку. На работу надо было явится с иголочки.
- О! Привет рабочим плошек и поварешек, – поприветствовал я широкую волосатую спину Медвежонка, что стоя по пояс голый у плиты, что то помешивал в кастрюле, – ты чо в такую рань встал?
- Да, вот, – кивнул он на кастрюлю, – загодя встал. Покушать супа куриного наварить. Тяжело же с бодуна наверняка?
- Ты знаешь, - хмыкнул, я садясь за стол и прислушиваясь к телу. После душа и чистки зубов от противного привкуса блювотины во рту, чувствовал себя на редкость хорошо. Кто напивался в возрасте за 45 должен меня понимать, какое это забытое чудо нажраться и утром через час быть огурчиком, – на удивление отлично себя чувствую. Как я домой то попал?