Я хотел закричать, но лишь зафыркал. Рванулся прочь, но дверца больно стукнула меня по носу. Я неожиданно смирился и беспомощно уселся на задние лапы. Я даже не знал, в какого зверя превратился и принялся разглядывать свои чёрные лапки с коготками. Наверное, в хомяка или суслика. Глянул в зеркало, но безрезультатно. Мракобред погасил свечи и унёс фонарь.
За окнами стемнело, по залу расползлась темнота, лишь зеркала тускло поблёскивали во мраке. Я свернулся в углу клетки по примеру зверька-соседа и попытался заснуть. Но несмотря на то, что я вымотался, уснуть мне никак не удавалось. А Луна светила в окошко, поворачиваясь коричневым боком. Потом и она уплыла, а я лежал и прислушивался как вокруг сопели, храпели и ворочались зверушки-первокурсники. Дно клетки было устлано соломой, которая хрустела, когда я шевелился. И в ту ночь я понял, что колючее одеяло предпочтительнее кусачих насекомых. Однако сон таки одолел меня, я пригрелся и забылся тягучим сном.
А на рассвете меня так стремительно вырвали из сновидений и выдворили со спального места, что я даже не успел насладиться блаженным неведеньем. Поэтому сразу осознал, что всё происходящее накануне мне не привиделось и не приснилось. И ещё больше утвердился в своём намерении бежать.
Лязгнув, клетки по очереди взмыли к потолку. Сначала первый ряд, потом второй, третий… И так далее. Я вновь увидел своё отражение в зеркале. Бледное, испуганное, взлохмаченное, с застрявшими в волосах соломинками. Решено! Дальше так продолжаться не может. А ледяная вода и скудный завтрак из вчерашней каши и чёрствого хлеба только укрепили мою решимость. Я дождался Мракобреда и сразу же бросился к нему, не давая опомниться.
— Уважаемый Мракобред!
— Что-оо?!
Н-да и ой, всё получалось не так, как я ожидал, но остановиться уже не мог. И пусть меня хотя бы выгонят отсюда, если не отпустят!
— Господин Мракобред.
— Ка-ак?!
Студенты вокруг мгновенно притихли и замерли, — кто-то, не донеся ложку до рта, а кто-то с куском во рту. Олли уронил тарелку, и она разбилась. А глаза у него стали круглыми, как у человека-птицы.
— Как ты меня назвал, щенок?!
— Мрако…
— ??!!!
— … бред. Вас ведь так зовут…
— Меня?! Что-то я напутал.
— Мракодур…
В последних рядах зашептались, кто-то приглушённо хихикнул, а надзиратель прожёг меня злым взглядом.
— Так как меня зовут? — истерично прокаркал он.
— Мракодур, — растерянно повторил я.
В толпе студентов засмеялись, но тут же испуганно притихли под убийственным взглядом надзирателя. А потом он схватил меня за шкирку и, встряхивая как мешок с картошкой, подтащил к аквариуму.
— Как моё имя, балбес? Говори!
Я попытался вырваться, но костлявая рука стиснула меня, будто клешня и воротник врезался в горло. Я захрипел и придушенно выдавил:
— Мракобес…
Надзиратель ослабил хватку. Я закашлялся.
— Не расслышал. Ну?! Как?! Громче, чтобы все поняли, — и угрожающе добавил:
— По буквам, иначе… Предупреждаю! Кто-то из студентов громким шёпотом подсказал мне:
— Мракодр…г, Мракодр…г…
Я едва расслышал, а надзиратель сразу вычислил нарушителя и тот, вскрикнув-пискнув, серой мышью в страхе заполз под стол.
— Мракодрыг! — уверенно провозгласил я, почти убеждённый в успехе.
— В карцер! — заверещал Мракобред и поднял меня над аквариумом.
Я на краткий миг увидел своё отражение — несчастное, барахтающееся и услышал слова надзирателя:
— Запомни, губошлёп. Меня зовут Мракодраг! Мракодраг меня зовут! Мрако-уодраоуогоу… оу…
Протяжно донеслось до меня, словно издалека. На секунду я ослеп и оглох, потерял память и ориентацию. А потом увидел зыбкий мир, колеблющийся огромными размытыми очертаниями.
Я оказался в аквариуме. Внутри прозрачного, но мутного куба. Сквозь зеленоватую толщу воды пробился слабый утренний свет, наполнив сиянием расплывчатые контуры зала. Раскачивая столы, камин, бочки… Я закричал, но не услышал ни звука. И глядя на разбегающиеся от меня пузырьки, понял, что стал рыбой. Так я узнал…
Глава 2 — самая разоблачительная, в которой я узнаю мрачные тайны
Колледжа Превращений
СЕКРЕТЫ КОЛЛЕДЖА
Я узнал…, что аквариум и есть карцер!
А ещё я выяснил, что рыбы сознания не теряют. Разумеется, обычные рыбы и так его не теряют, потому что у них сознания нет. Но ведь я стал необычной рыбой, разумной, и всё время таковой и оставался. Хотя иногда мне удавалось немного подремать.
В этом положении я пробыл три дня и две ночи. Я наблюдал. Поначалу вода мешала мне смотреть, а потом я приспособился и видел, как слегка расплывчатые студенты становились зверьками. Приходил Мракобред и начинался очередной день. Потом всё происходило в обратном порядке — появлялся Мракобред, студенты превращались в зверьков, и так по кругу. С ума сойти можно!
Или умереть со скуки. Но либо рыбы не умеют скучать, либо я слишком боялся умереть, вот и не скучал.
Заботливый Олли подкармливал меня хлебными крошками, а я ловил их в воде, чуть ли не выпрыгивая из аквариума. Наверное, это смешно выглядело со стороны. Но Оливер не смеялся. Он что-то говорил мне и сочувствовал. По крайней мере, так читалось сквозь мутную воду по его прижатой к стеклу физиономии.
В облике рыбы я научился здорово плавать, и часами гонял по аквариуму, пока никого не было рядом. А на второй день ко мне подсадили ещё двух провинившихся студентов. Так что грустить мне было некогда, ведь крошки теперь приходилось делить на троих.
Первое время новоявленные рыбки грустно жались в углу аквариума, а я их разглядывал. Они напоминали гупий. А вот интересно, в какую рыбу превратили меня? Хоть бы не в хищную. А то рыбьи инстинкты возобладают, и я от голода сожру этих робких гупёшек. Однако охотиться меня не тянуло, и я успокоился. Оставалось лишь надеяться, что тот рыжий бугай не загремит, в смысле, не плюхнется в карцер. Его уж точно превратят в полосатого барбуса. И это будет началом конца.
Но видимо, рыбы долго переживать не умеют. Поэтому уже на третий день моего пребывания в аквариуме мы с двумя освоившимися и повеселевшими «гупиями» плавали на перегонки. Мне даже начала нравиться такая жизнь. А что? Никакого полотёрства, никаких занятий и склизкой каши с недосоленным супчиком и, самое главное, — Мракодур на суше. Одного я боялся, что разучусь думать своими наполовину рыбьими мозгами.
Зря боялся. Вечером третьего дня к аквариуму подошёл надзиратель и освободил меня. Крибле, крабле, бумс! Или что там у них — у «превращателей»? И я уже стоял мокрый до последней нитки, щурился и дрожал. Подо мной на полу в два счёта натекла лужа, и я чихнул.
— Убрать! — проорал Мракодур, а когда две первокурсницы бросились за тряпками, спросил:
— Ну как? Теперь запомнишь?
— Мрак-ккод-драгг, — трясясь от холода и пережитого шока, простучал я.
Пол вытерли, а я повторял его имя, пока не высох. Удовлетворённый Мракодраг превратил меня в зверушку вместе с остальными, и я радовался этому как ребёнок.
А на утро поинтересовался у Олли, — какой хоть рыбой был. Тот пожал плечами.
— Да не разбираюсь я в рыбах этих, но не золотой — это точно. А вот по ночам ты — хорёк.
Утешил, блин!
В этот же день я пожалел, что даже не пытался выполнить задание Гимвирога. Он устроил нам контрольную по всему пройденному материалу. Всего за один час нужно было нарисовать шестьдесят рисунков по памяти! Только копировальному аппарату такое под силу! Или студентам первого курса колледжа «превращателей». С заданием справились все, кроме меня. Я сдал пустые листы, получил неуд и вдвое больше картинок в качестве дополнительных занятий.
Расстроенный я пришёл на следующую пару. А молодой учитель, которого кстати, величали Киппегом, с гаденькой улыбочкой осведомился «хорошо ли я отдохнул» и выдал мне особые брошюрки со словами. Абстрактного содержания! То есть, я должен был нарисовать безмолвие, покой, неистовство, милосердие…