Они снова вышли в коридор.
— Пойдем к нам.
Русинович удивленно взглянул на нее, будто не узнавая.
— Что так смотришь?
— Не понимаю...
Они подошли к дверям в темную половину левого крыла, Галя достала ключ из сумочки и подала ему. Только теперь он понял, что в их общежитие можно проникнуть через эти двери, которые обычно бывают все время запертыми, так как они отгораживают учебное крыло от жилого.
Он тихо повернул ключ в замке, с каким-то незнакомым чувством, почти со страхом пропустил ее вперед, потом вошел, сам и запер дверь, Тут, за дверью, было тихо, даже мрачно, голоса с площадки едва проникали. Осторожно ступая, они пошли в конец коридора.
— Ты постой минутку, а я погляжу, есть ли кто.
Она отперла дверь, вошла в комнату. В верхнее стекло над дверью ударил свет.
Русинович с волнением ждал. Наконец Галя приоткрыла дверь, высунула голову и шепнула:
— Заходи.
Русинович несмело переступил порог, тихо закрыл за собой дверь. В глаза бросилась необыкновенная белизна в комнате — от подушек до покрывал и дорожек на столе, тумбочках все было белое, как в больнице. Это не то, что в мужском общежитии. Только с одной кровати было снято покрывало, и на ней сидела Галя. Она успела сменить платье на яркий, цветастый халат.
— Потуши свет. — Русинович послушно щелкнул выключателем. — Запри дверь. — Русинович запер.
— Что еще? — спросил Русинович и не узнал своего голоса.
— Какой ты глупенький... Иди сюда...— Галя протягивала к нему руки.
ДОМАШНИЕ ЗАБОТЫ
Во втором полугодии пятикурсники уже не ходили на лекции, занятий больше не было. Все свободное время уходило на дипломные работы. Кто облюбовал себе тему давно, а кто выбирал полегче, чтобы было больше материала, с которого можно «содрать».
В комнате № 77 один Рак сидел над темой, которую он «разрабатывал» каждый год в курсовых работах: «Родительный падеж». Малец и Ярошка не давали ему житья с этим падежом, на что Рак отвечал презрительным молчанием.
Ярошка и Антонович писали курсовые о поэзии. Малец и Русинович — о прозе. Русинович избрал тему: «Андрей Лобановнч — представитель новой белорусской интеллигенции» — по роману Якуба Коласа.
У Русиновича был свой «стиль» работы. Прежде чем взяться за какую-нибудь тому, он читал похожий материал, искал более или менее близкое к его теме, все это «переваривал», не делая никаких выписок и цитат, чтоб по попасть в плен чужой схемы, и только тогда уже брался за работу.
Теперь он не вылезал из библиотеки, перечитывал классиков, изучал материал, искал похожие проблемы в литературе других народов. Мало было времени, а материала хватало — целые горы.
Русинович уже засел за дипломную работу, как вдруг получил письмо, что заболел отец и его положили в больницу. Прихватив с собою книжку «На росстанях» и толстую тетрадь, Русинович поехал домой.
Выезжал утром, еще затемно, а домой добрался поздно ночью. Помесить снегу пришлось немало, да еще ветер бил в глаза.
Но вот и хутор, одинокий, занесенный снегом, с голым небольшим садом, с высоким явором под окнами хаты.
Первым почуяла его собака. Она сначала залаяла, как на чужого, а потом начала скулить от радости и рваться с цепи.
Как только Русинович подошел к ней, собака стала на задние лапы, лизнула ему языком щеку. Он вынул из кармана шинели кусок хлеба, специально припасенный для этой встречи.
Двери в сенях были не заперты: это означало, что домашние еще не собираются спать. В темноте он сразу нашел щеколду.
По стуку щеколды можно было понять, что идет свои человек. Брат и мать уже стояли у порога, ожидая гостя.
— Гриша, сыночек мой! — И мать кинулась сыну на шею.— А я думала, что это Зося. Слышим, собака залаяла, потом затихла, заскулила. В сенях человек не плутает, значит, свой... А это ты... Ну, слава богу, что приехал.
Мать начала хлопотать возле печи, нарезала на сковороду сала, подожгла щепки в устье печи и поставила сковороду над огнем.
— Вот куры не несутся,— горевала она,— да и корова еще не отелилась. Берем молоко у соседей. Я его не пью, разве вот ему или отцу, когда был дома.
— А что с отцом? — Этот вопрос все время вертелся у него на языке. Отец его инвалид второй группы, у него было несколько болезней, вылечить которые в таком возрасте не так легко.
— С легкими не в порядке. Затемнение.— Мать что-то умалчивала, скрывала от него.
— Палочки Коха в мокроте нашли,— объяснил по всем правилам медицины брат.
«Только этого нам еще не хватало»,— Русинович тяжело вздохнул.
Начали ужинать. Мать принесла из кладовки бутылку самогона.