Глеб, кивая Светлову, прислушивался и к другим голосам…
В полночь два взвода с замполитом двинулись к подножию холма, за фольварк, дабы там разойтись по флангам. Все так же валил густой снег, и нигде не стреляли, и, усиливаясь, подвывала метель.
Через полчаса капитан, Глеб и взвод Рожнова сначала дворами, потом длинным тоннелем в снегу, заменившим ход сообщения, пробрались в траншею, также пробитую в грязи и сугробах. Капитан шагал впереди, сутуловато пригорбясь под снежный бруствер. И отзывался на пароль коротко, четко.
В траншее рассредоточились. И солдаты Рожнова ползком, а кто и на карачках полезли в ночную муть.
Погодя двинулись капитан, дюжий солдат-посыльный и Глеб.
Они зарылись в снег поодаль от взводной цепочки, едва различимой в пуржистой мгле.
— Ну что, не зря барахлишко подкинули? — тихо спросил капитан, нагребая снег и всей позой выражая величайшее внимание и одновременно напряжение к той тишине, что впереди, у моря.
— Так точно, товарищ капитан. — Глеб клацал от возбуждения зубами.
— Оказывается, начальство не такое дурное.
Глеб по тону догадался: капитан улыбается.
— А вы ходили в атаки? — прошептал Глеб.
— Случалось.
И Глеб понял: он опять улыбается.
«Как он может улыбаться перед всем этим?..» — подумал Глеб.
— …Только атаки, Глеб, редки. Я третий год воюю, а собираюсь в пятую… Фрицы даже специальным значком награждают своих за участие в рукопашной. Мало кто остается…
Глебу очень понравилось — капитан назвал его по имени.
— …Выживешь, кем станешь, Глеб?
Капитан больше не возился. Лежал на вытянутую руку от Глеба. И вместо лица Глеб видел лишь размытый овал.
Это «выживешь» кольнуло Глеба.
— Кем стану? — повторил он, все еще приходя в себя от мысли, что к вечеру его, возможно, не станет. И даже капитан это предполагает.
— Историком, — выдавил Глеб. Сейчас ему показалось глупой и нелепой это профессия.
Зато капитану понравилась. Он горячо зашептал:
— История, если не базар, если по-настоящему, — очень нужная наука, и сложная… Чуть забаловал человек — по башке! Не ври — научены. Только истинного мужества требует. Вроде рукопашной. Ведь бывает так: подавай ложь, а не согласен — вон, или еще что похуже! Не всякий отважится… Ты экономку не позабыл, выпустил?
— Выпустил, товарищ капитан. Все лечь норовила. Стыдно.
— Это не от чувств к тебе, со страху.
— Я понимаю, товарищ капитан. Ну кто я для нее?
— Все верно, Глеб: враг.
«Как же я выстрелю человеку в лицо?» Весь очевидный смысл возможности и неотвратимости такого действия вдруг встал перед Глебом. Его потрясла именно эта подробность — стрелять в лицо, не просто стрелять в человека, что само по себе ужасно, а именно в лицо. Этот образ осел в сознании, лишил его мужества.
«Выстрелишь в лицо человеку…»
Продолжал падать крупный влажный снег. И так же под ночь подлезал белый снег метели — белая, бесконечная ладонь снега. Подкладка ночи…
Они лежали, коченели и молчали. И Глеб думал, что так и не написал маме. А его, может быть, убьют. Ему стало очень жаль себя. После он перебирал в памяти неправдоподобно разные и быстрые события дня, и мысль о необходимости стрелять в лицо человеку упорно роилась в сознании… Сколько же событий! Только подумать, утром он был еще заключенным, не человек, а отребье. С ума можно сойти!..
— Есть! — сдавлено вскрикнул капитан и сел: — Пошли, фланги!
Глеб растерянно повернулся. За спиной, догорая, распадалась зеленая ракета. На короткое время заметны были белые и кудрявые дымы за остатками ракеты, стремительные в угасании и все более медленные, ленивые в падении. Возможность увидеть подступы к цели, почти самую цель (в сознании Глеба она уже превратилась в нечто таинственное), чрезвычайно обострила восприятие. Глеб жадно насыщался видом самой местности, и видом полузанесенной цепочки солдат, пропадающей в зеленой мгле, и необыкновенной подвижностью теней, испытывая в то же время нарастающую тревогу — впервые такую глубокую, странно замыкающуюся на бессилие. Он вдруг усомнился (и убоялся в одно и то же время), сможет ли послать себя вперед — в те самые дюны и деревья, что так отчетливо сейчас разглядел. Как можно вообще бежать туда, где тебя ждут ненависть и вероятность смерти?..