«Инфляция индульгенций. Оригинальная идея... – подумала Ольга. – Так в чем же тогда разница между священником и колдуном? Только во внешней форме реликвий и ритуалов?»
Дорога была совершенно разбита. Карета переваливалась с ухаба на рытвину. Лошади, скользя копытами по жиже, то и дело кидали комья грязи на одежду и в лицо Старика, а он то нахлестывал, то упрашивал лошадок, то змеей шипел, словно угрожая им чем-то. И лошади шли, волочили, тащили колымагу Дранга все дальше вперед. Щегольская шляпа Цебеша превратилась уже в нечто облезлое, а парадный камзол невозможно было узнать. Людей на дороге попадалось все меньше. Дождь, наконец, перестал. Наступила ночь, и не было видно, очистилось ли небо от туч. Теперь Цебеш не останавливал карету в деревнях у придорожных трактиров.
– Может, стоит отдохнуть? Вы совсем себя измотали.
– Нет. Господь не простит мне задержки. Нам надо завтра быть в Граце, хотя бы под вечер, – прохрипел Старик и выбросил в черную ночь пустую бутылку из-под вина. Следом за ней полетело то, что осталось от его щегольской шляпы.
– Дорога может подсохнуть. Тогда идти будет легче! – не унималась Ольга.
– Или снова пойдет дождь, и ее совсем размоет... Перед нами шел отряд солдат. Это они разбили дорогу. Эти ребята не свернут до Граца, а может, и до Вены.
Ольгу совсем укачало в карете, и она на одной из коротких остановок перебралась на козлы, сев рядом со Стариком. Свежий воздух принес облегчение.
– Зачем нам в Вену, Цебеш?
– Пан Цебеш. Привыкай помаленьку. Нам придется общаться на людях.
– Так зачем, пан... Цебеш? Что вы вообще собираетесь делать? Как именно будете использовать меня? Я хочу все заранее знать, чтобы решить, смогу ли участвовать в этом.
– Хорошо. Слушай. Это будет ритуал. Под звуки органа, в одном из прекраснейших соборов Европы... Своего рода месса. Во время службы ты будешь одним из главных действующих лиц. В присутствии необходимых для Призвания лиц ты должна свершить ритуал – поднести Избраннику Господа чашу с кровью Христа, чтобы он ее выпил.
– А откуда вы возьмете кровь? – нервно дернулась Ольга. – Кто-то будет убит? Ранен?
– Ваша подозрительность и необразованность, сударыня, не знают границ... Церковное вино, налитое в чашу, в ходе Божественной литургии превращается в кровь Христа. Это чудо действительно происходит всякий раз, когда в литургии участвуют лишь те, кто искренно верит. Впрочем, случается подобное все реже. Неверующие, лицемеры, ханжи и нераскаявшиеся грешники никогда не удостаивались чести причащаться кровью Христа. Ибо сказано: каждому воздастся по вере его.
– То есть если я не буду во все это верить...
– Если хоть один из участников ритуала не будет верить, то не свершится не только Пришествие, но и евхаристия, Пресуществление вина в кровь Господа. Поэтому-то Вера очень важна. Вера и есть основа этого ритуала. Остальное – место, время, состав участников, музыка, магия, алхимия и астрология – призвано лишь усилить эффект, сделать чудо, вызванное Верой, Неизбежным и Сильным – Истинным чудом!
– Боюсь, мое участие вам помешает. Я не верю и не сумею поверить ни в вашу магию, ни в возможность пришествия этого вашего Спасителя. Даже если он существует, кто вы такие, чтобы призывать его по своей воле? Почему он вдруг должен именно вам, именно в назначенное вами время явиться? И как, как он будет все это спасать?
– Слишком много «почему», Мария. – И Старик зло ударил хлыстом по спинам замедливших движение коней. – Ты ничего не знаешь про нас, про этот мир, про то, как, что и почему здесь происходит. А вместо того чтобы понять, берешься судить... Гордыня – самый тяжкий грех из всех, которые может совершить человек. У вас, наверное, все там такие. Может быть, я ошибся, забросив невод так далеко вперед... Увы, я не Мишель Нострадамус. Но я читал труды и его, и многих других великих пророков. Сам Кеплер научил меня магии чисел. Я и самостоятельно многого достиг. Математика и божественное озарение дали мне ключ к очень многим вратам. Появление Спасителя неизбежно, как и Армагеддон. Оно предначертано Всевышним еще до появления этого, материального мира. Мы лишь камни великой пирамиды, символы великого пророчества. Нет точной даты. Но мне наверняка известно место – Европа, Альпы, и время, когда все свершится, – одна тысяча шестьсот восемнадцать. Нынешний год. И он уже подходит к концу. Вера. Вот сила, на которую мы только и можем опереться сейчас. И если у нас не получится, то Он явится где-то еще.
На кого снизойдет Его дух? На беззащитного младенца, которого раздавят, словно щенка в кровавом месиве войны? Или на дряхлого старца, не имеющего сил хоть что-нибудь вокруг изменить? Или на женщину – на блудницу, которую отдадут завтра на потеху эскадрону рейтар?! Я не берусь решать за Господа. Но я делаю все, что в моих скромных силах, чтобы помочь осуществлению Его божественной воли. Он открыл мне глаза на Истину. Так неужели же я оставлю в бездействии руки? Сомнения – удел малодушных.
И, раз уж зашла речь, напомню еще раз – для тебя все, что происходит здесь, – прошлое. А значит – случившееся. Для тебя все вдвойне предначертано. Задумайся о том, что будет с тобой, со всем твоим будущим, если ты пойдешь против своего предначертания. Помогать мне – для тебя единственный способ сохранить твой родной мир. Иначе тебе просто некуда будет возвращаться...
Подумай об этом, пока есть еще время. Чувствую, что скоро у нас будет время только для действий.
«Он уверен, что поймал меня в ловушку предопределенности, притащив в прошлое. – Ольга пыталась сосредоточиться и разобраться в том, что только что рассказал ей Старик. – Но это не мое прошлое. Не мой мир. Это какое-то параллельное пространство, альтернативная история... Что бы тут ни случилось, моему миру это никак не грозит. Выход есть. Должен быть. Что угодно, только не ритуал. Ведь если у них получится, если здесь это возможно... Не может, не должно у них получиться! Люди сами выбирают свой путь, без пастыря. Иначе это уже не люди, а стадо... Если все это действительно наше прошлое, то при удачном ритуале того, моего двухтысячного года точно не будет!»
Небо на востоке уже окрасилось в более светлые тона, когда они увидели, что впереди, на дороге, мерцает красная точка. Чем ближе, тем понятней становилось, что это костер у самой дороги, вокруг которого суетятся какие-то фигуры.
– Интересно... уж не стражники ли там нас дожидаются? – заворчал Цебеш и попробовал, быстро ли выходит у него шпага из ножен.
– Вы дворянин? Военный?
– С чего ты взяла?
– Но ведь умеете обращаться и со шпагой, и с пистолетом.
– Научишься тут... Сама-то умеешь стрелять из пистоля?.. Смотри. Отводишь вот этот рычаг, жмешь сюда. А дуло должно смотреть в живот врага, чтобы наверняка. Стрелять надо только в упор, с двух-трех шагов. Тут уж и дите не промажет.
Большой яркий костер вырвал из полумрака широкий круг освещенной земли. Перевернутая на бок телега лежала почти поперек дороги. Между телегой и глубокой колдобиной на дороге оставался довольно узкий и неудобный проход. В проходе, подняв руку, стоял человек.
– Стойте! Стойте, почтенные. Нам нужна ваша помощь.
– Ловко, – прошипел Старик, нащупывая свой пистоль. – Тот, кто не притормозит здесь, наверняка угодит колесом в яму и перевернется. – Зло сплюнув он начал натягивать вожжи. Лошади остановились прямо перед телегой.
– Помоги нам, почтенный. Прояви сочувствие к нашей беде. С тобой тоже такое могло произойти на дороге.
Широкие плечи, основательные жесты и спокойный тон. Говоривший скорее был похож не на просящего помощи путешественника, а на офицера таможни. Красный с золотыми позументами кафтан, баделер в богато украшенных ножнах, красная же ермолка. Он обращался к ним на хорошем немецком, но с сильным южным акцентом. Еще двое, в красных кафтанах и таких же ермолках, стояли, разглядывая их, за перевернутой телегой.