У песни тысячи дорог,
Конец один — река.
«Все — чушь! — понял вдруг Андрет. — Вся затея — чушь! Ничего у нас сегодня не получится, только ноги стопчем. Надо было что-то другое придумывать. Или вообще плюнуть на всю эту затею — не по себе дерево рубить надумал. Точно ведь, не по себе».
— Конец один — река, — задумчиво протянула Ксанта. — Ну что ж, будем считать это предзнаменованием. Пошли вниз по реке.
И они действительно двинулись по берегу навстречу основному току толпы, болтая по дороге о всякой всячине. Постепенно толпа редела — все стремились поближе к центру города, и к тому моменту, как в храме Лета загудели трубы, возвещая начало шествия, Андрет и Ксанта были уже давно за городской чертой, на узком песчаном берегу, и вокруг них не было ни души. Звук труб долетел издалека, отражаясь от темной глянцевой воды, и тут Ксанта сказала, что устала и хочет отдохнуть.
Она скинула туфли, забралась на деревянные мостки, к которым крепились лодки, и села, опустив ноги в воду. Андрет подошел сзади, осторожно положил ей руку на плечо, проверяя — не стряхнет ли, не отстранится ли. Однако Ксанта не только не отстранилась, но напротив, потерлась об его руку ухом, словно кошка, когда она метит человека своим запахом, и тогда Андрет осторожно поцеловал ее шею под самой копной темных волос. Жрица мурлыкнула, и откинулась назад, спиной на доски. Андрет лег рядом и они поцеловались по-настоящему.
В первый раз они занимались любовью прямо тут же по грудь в воде, в двух шагах от берега. Разумеется, все получилось слишком быстро и, полежав на песке, оба вскорости решили, что не разобрались в своих чувствах и должны подвергнуть их более тщательной проверке. После этого они занимались любовью во второй, третий и четвертый раз.
В пятый, шестой и седьмой раз они занимались любовью в клети маленького дома, стоявшего на берегу реки, — оба решили не пытать сегодня счастья на городских постоялых дворах и напросились на ночлег поблизости от места первого грехопадения. Клеть с ними делила хозяйская кошка, которой яростно домогался соседский кот. Он бегал вокруг Дома и орал, но киса по-видимому была не в настроении и предпочитала наблюдать за играми не на шутку расходившихся любовников. Кошачье мяуканье то затихало, то накатывало снова, как девятый вал, а Андрет качал головой и говорил: «Прости, брат, сегодня не твой день!»
Назавтра в городе продолжались гулянья, но ни Андрет, ни Ксанта не выразили ни малейшего желания расстаться с клетью. Хозяева согласились оставить их еще на день и на ночь и отбыли в город, приставив к хозяйству сына-подростка. Андрет выпросил у него краюшку хлеба, кувшин молока и ухват, подпер ухватом дверь клети изнутри, и они с Ксантой занимались любовью в восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый раз.
Вечером обоим пришла пора возвращаться домой, и оба приуныли, предвкушая новую давку и столпотворение на дорогах. Но Андрет и тут проявил недюжинную смекалку. Он сходил на пристань и разыскал баржу, которая снималась с якоря в полночь, чтобы поспеть к утру в город с грузом роз и лаванды из здешних садов. Поэтому в двенадцатый и тринадцатый раз они занимались любовью в темном трюме, утопая в облаках цветочных ароматов.
Таким образом, уехав из столицы малознакомыми людьми, они вернулись назад опытными любовниками, которым было, что вспомнить.
16
И снова стук, на этот раз четкий и резкий, разбудил его. Стучали в ставень окна. Андрет проснулся в поту, с мерзким кислым привкусом во рту. Вчера вечером он предполагал, что тот, кто подложил хлеб Нею, возможно, был с ними на острове, слышал похвальбу Андрета, и захочет навестить его ночью. Только одного он не сообразил — что будет не в состоянии достойно встретить незваных гостей. Однако теперь выхода не было. Вокруг все еще была темень — ночь никак не кончалась. Голова, как ни странно, больше не болела, зато болело все тело. Вставать не хотелось ужасно, но стук повторился, Андрет заметил в полумраке, как коты подняли головы и навострили уши. Если не открывать, откроют сами, — в этом Андрет не сомневался. Они не затем пришли, чтобы уходить несолоно хлебавши.
— Эй, братец, ты там живой?
Андрет узнал голос, вздохнул с облегчением, в три приема встал с кровати (голова здорово кружилась), добрался до окна, растворил ставни. Разумеется, под окном стояла Ксанта.
— Как ты тут, дышишь еще? — поинтересовалась она.
— Да вроде. Ты из храма?
— Ага.
— Как там?
— Да все ничего. Ней уснул, а утром видно будет. Ты-то как? Я вот тебе молока принесла, — и она поставила на подоконник крынку.