– Что смешного, кретин!? – не выдержал его гоготания изнеможенный Сальсырель.
– Мы же, почти вымерли, – сквозь смех, вытирает слёзы Михур. – Но, нас всё равно невозможно победить! – опять закатился он диким смехом. – Вы можете стереть нашу историю, проклинать нас до скончания времён, но пока в мире живёт хоть один нахмау, этот мир будет принадлежать нам. Даже не знаю, кто встанет на моё место. Наверное, хочешь ты, гнусный осирис? Я не против, если выберешься отсюда, согласен? Попытайся головой бить в одно место, ты же знаешь, даже вода точит камень, может, что и выйдет.
– Очень смешно. Лучше убей меня, – кряхтит здоровый мужчина, слабея с каждой минутой, от потери крови, из открытой в плече раны.
– Ну, куда ты так спешишь? Давай, ещё немного поговорим. У тебя есть мечта? Моя мечта сейчас просто дожить до великого празднования Булиш-Харн, в воскресенье.
Булиш-Харн (ориг. нахмау: чтение мыслей) – это один из общерелигиозных праздников, когда к верующим бог Селим является во сне, и пророчит их будущее. Для этого необходимо записать все свои проблемы, страхи, и волнующие вопросы (типа исповеди) на специальном «священном» пергаменте. Завернуть в конверт из Сажавой ткани, которую всегда нужно держать при себе, и отдать верховному жрецу. Он относит этот конверт на вершину храма, и сжигает его там. За неделю до Булиш-Харан нельзя ни пить, ни есть, ни ругаться, ни заниматься любовью. Считается, что именно в эту неделю, отрёкшийся легендарный царь, бежал из Шелбера в Рохвем, где и написал «Закон Свурта», а после, уйдя на восток, в него вселились демоны и он написал «Книгу жизни», которая является порочной и не приемлемой для религии. Поэтому, помимо «поста радости», и праздника Булиш-Харан, в общем обрядовом календаре есть «пост скорби» и день страданий Сайламби-Рум (ориг. нахмау: соблазн перед тьмой). В неделю скорби, наоборот, приветствуется пьянство разврат и невежество, в рамках закона, без вреда окружающим. Для первого и второго зиккурата, в конце, выбирается людская жертва для подношения богам (как правило, старый, больной человек, который в любом случае скоро умрёт), С третьего по шестой духовный уровень, верующие приходят в храм, чтобы получить семь ударов плетью, от жреца. Затем, прочищаются священными отравами (преднамеренно отравляясь тухлятиной), чтобы искупить вину Селима перед вышестоящим величием. В этот день, приходится страдать от болей в животе и постоянной рвоты. Такой цикл, называется «парадоксом плохой жизни», который прописан ещё в «Законе Свурта». Объясняемый, как эксперимент, наглядно показывающий людям, что терпение, за которым следует вознаграждение, в тысячу раз лучше, чем самоволие, за которым следует ограничение. Одна неделя страданий, и последний день радости, симпатизируют больше, чем неделя радости и последний день страданий, только тогда, когда человек об этом знает. И в этом вся суть. Книга не объясняет этого феномена, но верующий и не должен в это вникать. К седьмому зиккурату подобные праздники не относятся. Духовный уровень там, позволяет делать верующим всё, что заблагорассудится. Соблюдение или несоблюдение, даже общих религиозных обрядов, по Учению Селима, осуществляются на их усмотрение.
– Зарази меня своей болезнью, – уже свесил голову, обессиленный Сальсырель. – Я хочу такую же силу. Пусть, она убьёт меня, со временем, но такой обмен справедлив. Он меня устраивает.
– Хех, – усмехнулся Михур, поднявшись на ноги. – Решил повеселиться перед смертью, проказник. Такая болезнь не передаётся никаким методом. Это тебе не вирусная инфекция. Споры сами выбирают свою жертву, и мы даже не знаем, по каким критериям, скорей всего, по национальным признакам, исходя из того, что болеют только нахмау. Я бы с удовольствием посадил тебя в свою шкуру, чтобы ты ощутил, эту ужасную боль, усиливающуюся каждый день, – пока он говорил, в его затылке, что-то хрустнуло несколько раз. Схватившись руками за голову, он застонал, широко открыв рот. – Не многие способны перетерпеть эти муки, – еле выдавил он эти слова. – Большинство, кончают жизнь самоубийством. Мне пора принять обезболивающие. Извини приятель, но твой час пробил, давай, вылась отсюда. – Схватив Сальсыреля за торчащую из бетона часть тела, он дёрнул его обеими руками. Раздался треск костей. Обе ноги бедняги остались в полу. Одна оторвалась по колено, вторая вместе с бедром. Михур откинул его метров на десять от себя в сторону выхода, и даже не оборачиваясь, пошёл в центр зала, на молитвенную возвышенность. Там на широком, круглом столе, помимо икон и статуэток, стояло множество бутылок, с порошками и жидкостями. Мешая, их друг с другом, он в спешке начал готовить лекарства. Глаза Сальсыреля налились кровью. Он смотрел на свои кишки, вывалившиеся из разорванного об бетон живота. Они выпали из него во время полёта, и далеко растянулись, как размотанный клубок ниток. Глубоко дыша, он начал шептать себе что-то под нос. Положив свою побледневшую голову, он, кажется, умер. Не подавая признаков жизни, он валялся в луже собственной, потемневшей крови, как варенье, медленно вытекшей из его оторванных ног. Красные глаза впали вовнутрь и почернели. Резкие судороги сковали его организм. Дёргаясь в конвульсиях, он не издавал ни звука. Изо рта пошла пена. Нос и уши тоже почернели. Допив свои самодельные препараты, жрец Михур наконец, обернулся. На его удивление, тело Сальсыреля пропало. Остались только ноги, торчащие из бетона. Не дождавшись верховного жреца, до вечера, заподозрив что-то не ладное, остальные отряды, ожидающие на корабле, направились в храм, разузнать обстановку, в составе восьмидесяти человек. Там они быстро нашли ошмётки своих товарищей, раскиданных в центре зала. Ошеломлённые воины готовы были принять бой, но Михур не собирался противостоять им. Его нигде не было. Раздался лишь его голос, прямо из каменных стен. – Вашего владыки здесь нет, – медленно говорит он, так, что со всех уголков раздаётся эхо. – Он сбежал, обратившись таким же монстром, как и я. Боги услышали его последнее желание, и дали ему немного воли. Предполагаю, что в нём активировалась споровидная сеть. Это первый осирис, на моей памяти. Убить теперь вашего жреца практически невозможно, а, зная его амбиции, вам стоит побеспокоиться о собственном народе. Даже за оставшийся ему месяц, он может натворить столько дел, что расхлёбывать будете столетиями. – Голос замолчал, и больше не говорил. Он не отвечал не на один из множества заданных ему вопросов, посыпавшихся сразу от разных людей. Рыцари погрузились в горячую дискуссию. Одни были окутаны сомнениями, считая Михура трусливым лжецом. Они безуспешно пытались отыскать его в огромном помещении и убить. Другие, поверили его словам, однако, тоже хотели поквитаться с негодяем, чтобы отомстить за своих сослуживцев, растерзанных здесь, столь варварским способом. Так и не найдя не единой души, солдаты вышли из храма, и, в знак своей ярости, сожгли оставшиеся жилые дома, заколотив в них окна и двери, чтобы немощные старики не смогли выбраться. Из заброшенных домов выскочили огромные, четырёхглазые, голубые волки. Целая стая, адских тварей, преградили путь солдатам. Они тихо, ужасающе рычали, медленно подступая к людям, которые, были слегка напуганы, от столь неожиданной встречи с мутантами. Даже не рычали, а скорее дышали, издавая громкий храп. На башках зверей, были противные, слизкие гребни, как желе, растекающееся до самых ушей. Их вытянутые морды, сплошь покрыты белыми, большими шипами. Они, как послушные сторожевые псы, готовые наброситься в любую секунду, но чего-то выжидали, словно ждали сигнала для атаки. И дождались. Из высокого окна храма, центральной башни, на них внимательно смотрел их хозяин. С громким, нечеловеческим воплем, верховный жрец Михур скинул с себя плащ, и вся деревня Дагба погрузилась во тьму. Небо стало чёрным, но его не закрывали тучи. Как будто, резко настала ночь. Пламя горящих домов, быстро потухло, и оттуда раздался еле слышный, жуткий смех старух. Теперь, единственным источником света, были яркие синие глаза, волкоподобных тварей. По две пары на одной морде, они пытались окружить отряды солдат, но воины не стали медлить, и пустили в них свои стрелы. С громким воем, стая накинулась на людей. Своими длинными прыжками, громадные туши, как быки сносили с ног бедных рыцарей, не успевающих даже вынуть свои мечи. Пока чудовища окончательно не взяли в кольцо, тыльная сторона воинов, побежали в обход основной дороги, на окраину деревни. Но, там их ждал другой сюрприз. Всюду стояли дома. Это какое-то паронормальное явление. Куда не глянь – тупик. Не было не единой дороги, лишь стены, заброшенных домов, с заколоченными окнами, в круговую окружали солдат. Они словно срослись в единый, бесконечный забор. Заколоченные окна, начали выбиваться. Все окна, каждого дома. Остановившись, в недоумении, войны наблюдали, как и