На следующее утро нас - меня и девять моих собратьев по облагораживающему труду - отправили на лесоповал. На усадьбе совсем недавно был пожар, как выяснилось позже результат набега соседних, менее цивилизованных гоблинов. Даже господский дом был временно покрыт соломой, а хозяйственные постройки частью выгорели полностью. Для ремонта и восстановления был нужен материал, и в километре от усадьбы наша бригада, вооруженная пилами и топорами, валила деревья и разделывала их на столбы . Меня в первый день определили сучкорубом, и я, помня о работе, которая не может убежать в лес, мерно размахивал топором, нас аженным на нелепую прямую палку, моментально ссадившую мне кожу на ладонях. Отделяя сучья и вершинки от стволов, я время от времени оглядывался на единственного надсмотрщика , не имевшего другого инструмента, кроме плети. Вызывало удивление, почему десять здоровых мужиков с топорами не спешат избавиться от этой сомнительной преграды к свободе, и разбежаться , куда душа пожелает.
Чуть позже я понял, что надсмотрщик был скорее бригадиром, организующим нашу работу, а кроме меня в бригаде рабов было только трое, остальные наши коллеги были крестьянами из соседней деревеньки, пашущими за долю в урожае господскую землю, и присоединившимися к нам в поисках дополнительного заработка. Вся эта мутная социальная организация ускользала от моего понимания , тем более, что несмотря на все усилия, для овладения языком времени прошло мало. Впрочем, кроме этого самого владения языком меня мало что интересовало.
Все мысли в этот день у меня были о Поппее . Как получилось, что она попала в такую переделку, сумеет ли она, находясь ближе к хозяину - когда я вспоминал об этой близости, меня начинало трясти - помочь мне, или сама нуждается в помощи, гадать можно было бесконечно. В любом случае надо было н аучиться объясняться с местным населением, и я старательно вслушивался во все окружающие разговоры, пыт аясь, по возможности, понять и запомнить все, до чего мог дотянуться слух, при случае переспрашивая и уточняя слова и выражения, и непрерывно повторяя их про себя.
Неделю спустя меня оставили в усадьбе, и поставили в паре с мрачным типом крутить тяжкий мельничный жернов. Новая работа оказалась не только гораздо тяжелее предыдущей, но и просто отупляла меня монотонностью и нудностью. Походив два часа по кругу, изо всех сил наваливаясь на толстую палку, прикрепленную к жернову, я твердо решил бежать как можно быстрее. Тут наше вечное вращение по мельничной орбите остановил управляющий Порций , и повел меня в господский дом.
В кабинете, куда меня привели, кроме хозяина , Минац ия Септимия и его секретаря Луция был еще черноволосый мужик с ку черявыми бородой и волосами , держащийся весьма уверенно и свободно . Он с любопытством посмотрел на меня, и произнес несколько длинных фраз на непонятном языке. Я молча уставился на него, ожидая продолжения.
- Он ничего не понимает по-гречески, и едва знает латынь. С чего ты взял, что он фракиец? - Несколько ехидно поинтересовался секретарь Минац ия у кучерявого. Я не стал дожидаться развития их спора, решив воспользоваться редкой возможностью обратиться лично к высокому начальству.
- Позвольте сообщить вам, господин, что я могу делать папирус из сучьев и веток.
Минаций Септимий нахмурился, очевидно , соображая, следует ли считать мое заявление нарушением субординации и наглостью, или нет.
- Зачем же делать папирус из сучьев, папирус делают из папируса! - С помпой заявил кучерявый, и Луций поспешил срезать его с тем же ехидством:
- Затем, что из сучьев он будет гораздо дешевле.
Минаций сделал нетерпеливый жест, и управляющий поспешно подтолкнул меня к двери, и , проведя через холл, или как там он у них назывался, оставил в библиотеке. Настроение у меня испортилось, попытка устроить себе теплое местечко провалилась, и сейчас меня опять отправят крутить проклятый жернов, да еще и огребу люлей, не зря же оставили здесь дожидаться непонятно чего. Потом в холле послышались голоса, видимо, кучерявого гостя провожали на выход, а затем дверь в библиотеку распахнулась, и Минаций с порога грозно спросил:
- Что ты там говорил про папирус?
Вот так получилось, что хотя остаток дня мне все же пришлось провести, толкая палку жернова, но на следующее утро я уже был начальником своей микробригады. Мы расположились прямо под открытым небом, рядом с хлевом. Приставленный ко мне в качестве помощника костлявый туповатый парень по имени Терций лениво толок в ступе собранные мной деревяшки, норовя заснуть сразу, как только я от него отвернусь. Я же изображал из себя мудрого эксперта, время от време ни опуская в ступу длинную палку, затем доставал и с глубокомысленным видом рассматривал ее.
Часа через два, усилиями Терция, суп из щепок с водой превратился в однообразную жижу, я добавил клея, и еще через несколько минут откинул бульон на сито, а с него на широкий железный лист , установленный на козлах . После этого Терций продолжил толочь в ступе воду с новой партией деревяшек, а я время от времени подгоняя его, все чаще наведывался к подсыхающей серой массе. И чем больше она подсыхала, тем сильнее нарастало мое беспокойство. Ибо в бумагу эта масса превращаться явно не собиралась, а, напротив, норовила раскрошиться в кучку мелких опилок.
Какого лешего, что не так?! Может, клея надо было залить побольше? Да нет, и совсем без клея должно было получиться, слышал в детстве историю об изобретении промокашки, там как раз забыли добавить клей, и бумага получилась рыхлой. Но получилась! И в едь делают же из дерева бумагу, точно знаю, что есть комбинаты, где в одни ворота завозят деревья, а в другие вывозят рулоны бумаги. Может, только из елок делают, а из других пород нет, а ведь здесь сплошь лиственные леса. Да, елки штуки смоляные, в этом весь секрет, точно. А может, и нет. Так, из чего еще делают бумагу, что я знаю? Из макулатуры, мы ее в бытность пионерами собирали, из тряпок, та же история, собирали на бумагу, точно знаю. В детстве читал про горы Атласа в Африке, запомнилось, что там выращивают некую траву альфа для высококачественных сортов бумаги. Травы альфа и макулатуры у меня под рукой нет, а с тряпками попроще.
Я уставился на костлявую спину Терция, едва прикрытую грязными лохмотьями.
- А ну-ка, парнишка, скидывай тулупчик! Ты полегче, а то сейчас палкой по горбу! Ха, нюни развел, плакса!
Я быстро ободрал верхнюю часть одежонки Терция, оставив ему только юбку, игнорируя его натуральный плачь над безвременно погибшим костюмом, и , вылив из ступы бесперспективный раствор, заставил беднягу заняться полным и безвозвратным уничтожением единственной его личной вещи. К полудню вторая пробная порция отправилась на сушку, а мы с Терцием на кухню, в ожидании заслуженного обеда. Когда после быстрого перекуса наша бригада возвращалась на рабочее место, нас выловил глазастый Порц ий.
- Что с твоей туникой? - Не предвещающим ничего доброго тоном поинтересовался он у Терция. Тот всхлипнув в ожидании взбучки , указал на меня.
- Мне нужны тряпки для папируса. Из сучков не получается. - Пояснил я внезапно возникшую производственную необходимость.
- Снимай свою тунику, и отдай ему. - Не проникся объяснением управляющий.
Спорить я не стал, и , стянув футболку, отдал Терцию. А когда мы верну лись к нашей ступе, оглянулся, убедившись, что управляющий ушел по своим делам, и , отобрав футболку у Терция, снова надел на себя. Теперь делать моему подчиненному было решительно нечего, но, чтобы этого не было заметно со стороны, я опять посадил Терция толочь бесполезные щепки, а сам околачивался рядом, с тревогой поглядывая издали на сохнущий полуфабрикат, и не решаясь подойти.