- Дед, дедушка… Когда я была маленькой, он больше любил моего старшего брата, на меня почти не обращал внимания. У нас с братом разница пять лет, поэтому внучку он практически не замечал. Любил, ну, как любил всех детей. – мужчина удивлённо взметнул бровью и едва слышно хмыкнул. - Внук для него – бОльшая гордость. Его он обучал, как выживать в лесу, стрелять, разным умениям драться. Я ревновала, очень. Чтобы поехать к дедушке в лес, на заимку, надо было всю неделю вести себя очень хорошо. Он был охотником, прошёл два года войны, Отечественной. Он прибавил себе два года, чтобы попасть на фронт. Оказался в разведке. Два раза был ранен – в ногу и… в сердце…Человек внешне жёсткий, немногословный, но очень добрый. Поэтому мы с братом страстно хотели попасть к нему. Дом у него там большой, баня, конюшня, два коня. Он егерем работал. Зимой к нему на заимку было тяжело добраться. Мы с семьёй иногда там Новый год встречали… - она вздохнула. Слёз уже не было. Оба хранили молчание. Рассказчица вновь пригубила рубиновую жидкость.
- Я помню, как всегда предвкушал брат встречу с дедом. Что-то находил в библиотеке, читал, затем обязательно рассказывал деду, спорил с ним. Или однажды брательник залез в голубятню своего друга, разворошил всех птиц, прицепил к одному голубю письмо с ленточкой, чтобы тот полетел к деду. Естественно, птица покружила и вернулась назад. Дед же потом иногда вспоминал эту историю. Подсмеивался над ним. Но объяснил, как летают голуби, что почтовых голубей нужно обучать.
Женщина остановила свой рассказ, попросила воды у официанта, который тут же принёс бутылку со стаканом, открыл и налил. Слушатель же медленно отпивал подостывший кофе, к пирожному он не прикоснулся. Поощрённая молчанием сидящего, женщина отпила прохладной водички, покатала её во рту, смакуя, проглотила и продолжила.
- Вообще дед умел делать всё, абсолютно. Отец у меня такой же, - она мягко, только уголками губ улыбнулась, глаза осветились теплом. – Он даже мог сшить из подручного материала ботинки или сапоги.
Однажды, по весне, отец на каникулах повёз нас с братом к деду на заимку. В лесу еще снег был, поэтому мы поехали в одолженном джипе, иначе там не проехать, уж дюже мы просились. Ехали вначале по грунтовке, потом через посёлок, куда порой дед ходил за продуктами, затем надо было проехать по кордонной и по просеке попадали прямо к воротам дома. Так вот в одном месте, уже за посёлком, развезло полотно так, что мы застряли. Естественно, брата, Женьку, отец отправил тут же в деревню за трактором, а меня – к деду за помощью. Мне тогда восемь лет было. Помню, папа спросил, точно ли я помню, как добраться до заимки. Я заверила, что знаю, и побежала. Долго бежала, час точно. Старалась идти по просеке, несколько раз падала, снега навалило – ужас, не то что в городе. Мне казалось, вокруг меня волки бродят. – она вновь улыбнулась, вглядываясь в себя. - Совы ухали, так как вечерело. Жутко страшно было. И вот, уже когда я свернула наверх, чтобы дойти до наших ворот, - около ста метров, - то ступила как-то в сторону и рухнула прямо в сугроб и застряла в нём по грудь. Я пыталась вылезти - никак. Стало так обидно, что вот практически возле дома я замёрзну в этом гадском сугробе и не помогу отцу. Боже, как я кричала: «Дед! Дедушка!» Голос сорвала. Его собака, Ждан, привязанная цепью, рвалась ко мне. А деда нет. Как позже узнала, дед ушел в лес со вторым псом, Джином, а там попался в капкан заяц, он его вызволил, даже полечил, и тот уполз. И вот когда я оказалась практически без сил, то как-то смогла перевалиться, потому что раскачивалась в этом сугробе. В нём остались мои сапожки, потому что были мне большеваты, так я в одних носках, вывалившись, страшно обрадовалась и поскакала в дом. Стучала – стучала, затем вспомнила, что дедушка иногда ключи для нас оставлял за приступком. Папа из-за этой ситуации забыл мне ключи дать. Я нашла, от радости вскрикнула, голос дал петуха, сунула ноги в стоящие в сенях валенки и помчалась по только нам известной тропинке за ним. Голоса нет, только хриплю, слёзы размазываю по лицу. А как увидела его, большого, в камуфляже, встала столбом да как завою. Он здорово тогда испугался, как позже мне признавался. Джин ко мне кинулся первым, повалил меня. Я реву… подхватил меня дед на руки и в дом. Я ему сиплю, чтобы он папе поехал помочь с машиной. Дедушка вначале убедился, что я живая и невредимая, укутал в плед, положил меня на печку, налил мне горячего чая, затем только взял снегоход и поехал за нашими. Уже позже дед поинтересовался, а в чём я приехала, потому что валенки у него были походные. Ну я и рассказала о своей прогулке. В сугробе обнаружились мои сапоги, которые, к сожалению, пришли в негодность – снег размяк кожу. Дедушка их посушил, на следующий день он с моей обувкой провозился полдня, но подлатал, укрепил, вставил теплющие стельки. – глаза женщины замерцали янтарными бликами от зажженных за окном фонарей, она не смотрела на мужчину, который глядел на неё неотрывно и тихо слушал её рассказ. – Я потом еще два сезона в этих сапогах проходила. Мама мне новые купила. А я всё равно старые носила. А стельки были из собачьей шерсти. – лёгкое удовольствие растеклось в тоне. – Из Джина – у него шерсть мягкучая. М-м-м…