- Правильно съездил. От обиды я это... ляпнул.
- Закуривай, - Илья протянул Максиму его же кисет, оторвал от газеты на закрутку себе, - А плясал ты здорово!
- Ну уж, здорово...
Вот тут на них и налетела бабка Анисья. Она, должно быть, видела короткую неравную схватку и, бросив у колодца пустые ведра, помчалась восстанавливать справедливость.
- Вы что ж это делаете, а? - застыдила она их, размахивая сухонькими руками. - Перепились, что ли? Или ва войне не намахались?
- О чем ты, бабка Анисья? - удивленно спросил Илья, присаживаясь на бревнышко, - Ну, боролись мы.
Чего ж из-за этого шуметь?
- Ты на меня зенки свои бесстыжие не пяль! - накинулась на него бабка. - Видала я, как ты боролся - по роже-то! Ну-ка, скажи, Максим!
- Скажу, бабушка, скажу, - пообещал Максим, устраиваясь рядом с Ильей. - За водой вон иди, а то коза чего-то в ведра твои заглядывает.
- Тьфу на вас, зубоскалов! - разочарованно ругнулась бабка и засеменила к колодцу, возле которого действительно прогуливалась чья-то коза.
Интересно, что сам по себе глупый случай этот как бы снял натянутость в отношениях Ильи с Максимом. Натянутость, которая возникла с той самой минуты, когда Илья сказал приятелю, что женится на Анне, хотя упрекнуть его было не в чем: Максим сам отступился от нее...
Из армии Анна вернулась с двухлетним сынишкой.
Об этом, в числе всех прочих деревенских новостей, Илья узнал в первый же день своего приезда. И в тот же вечер увидел ее.
Анна шла навстречу - статная, в солдатской гимнастерке, перетянутой узким ремнем, в синей форменной юбке и хромовых сапожках, на ее светлых волосах, по уставному - на два пальца от бровей - лежала пилотка. Максим вежливо поклонился, Илья - они оба под хмельком, только что отметили свое возвращение - остановился.
- Здорово, служивая, - заулыбался он, узнавая и не узнавая в статной молодайке голенастую белобрысую девчонку, которая перед самой войной поехала погостить к тетке в Ярославль и вернулась в село только теперь, после войны.
- Здравствуй, служивый, - в тон ответила Анна и, подбросив к пилотке руку, спокойно обошла чуть покачивающегося, собравшегося позубоскалить Илью.
! Задетый таким явным невниманием, Илья обескураженно посмотрел ей вслед.
- Гляди-ка ты!.. В подоле принесла и нос еще дерет, А, Максим?
- У нее, говорят, муж погиб.
- Во, во! Мы с тобой ордена с фронта принесли, а она - дите. Да медальку вон - "За победу". Что всем давали.
- А она на фронте и не была. На вещевом складе служила. Разве всем обязательно - на фронте?
Заметив наконец, что приятель не только не поддерживает его шуток, но вроде бы даже осуждает их, Илья удивился.
- Ты чего это так со мной?.. Или уж приглянулась?
И хмельно, щедро взмахнул рукой:
- Валяй! От меня тебе помехи не будет. Вон их сейчас сколько: табун и еще одно стадо!..
Пущенная кем-то по селу молва о том, что мальчишка у Анны не приблудный, а от покойного мужа, хотя и не зарегистрированного, сделала свое дело: разговоры о ней прекратились. И даже более того: прописные кумушки, еще недавно точившие свои бойкие язычки по поводу Анны, превратились вдруг в ее самых рьяных защитниц.
Немало способствовала этому и нелегкая судьба Анны - перед самой войной у нее умерла мать, отец погиб на фронте.
Жизнь каждого в деревне - вся на виду: и что ты ешь, и что пьешь, и какая тебе цена. Посмеиваясь, добавляя придуманные подробности, передавали, как Анна решительно дала поворот от ворот подкатившемуся к ней очередному хахалю; с одобрением, в меру возможностей помогая, наблюдали, как приводит она в порядок родительскую избу, четыре года простоявшую заколоченной, обихаживает своего крепенького рыжеголового Васютку и с раннего утра, набросив на плечи защитный ватник, бежит с другими доярками на ферму. Трудным был тот послевоенный, радостный и горький год в заплошавшем за войну колхозе, а одной с ребенком - и того труднее.
Внешне - давно сменившая форменную одежду на будничные кофтенку и юбку - Анна вроде бы растворилась в женской половине деревни, примелькалась на ферме, в правлении, на своем огороде, и все-таки мужики и парни неизбежно отличали ее. Было в ней что-то такое, чего не было у других девчат: спокойная не по годам умудренность, достоинство, наконец - неуловимая физическая собранность, что дается, видимо, одной армейской службой.
Наиболее последовательно всяческие знаки внимания оказывал Анне Максим, - шутливый вопрос Ильи, уж не приглянулась ли она ему, пришелся, выходит, в самую точку: долговязую фигуру приятеля Илья примечал у дома Анны все чаще и чаще. Намерения Максима были, конечно, совершенно определенными он вообще был степенным и положительным, не то что Илья в молодости, но когда все вроде шло к свадьбе, он сам, без всякой видимой причины, отдалился от Анны.
- Ты чего ж это? - удивился Илья, заметив однажды что Максим прошел мимо двора Анны, вздохнув и опустив голову.
- Не больно она, похож, расположена ко мне. - А ты с ней говорил?
- Нет, так видно. - Максим снова вздохнул. - Да и старики всю плешь переели. Мало ли, говорят, девок на селе. Пилят и пилят... Отступился, сказать прямо...
"Эх ты, телок", - усмехнулся про себя Илья, но от каких-либо советов воздержался, хотя и видел, что Максим был подавлен.
Во всяком случае, когда Илья по поручению председателя колхоза пришел к Анне перебрать крышу и впервые заглянул к ней в избу, он убедился, что след свой Максим тут оставил. Стол на кухне, шкафчик для посуды и деревянная с боковыми спинками-решетками кровать для мальчонки - все это, ловкое, прочное, под яичный желток покрашенное, было его, Максима, работы.