Выбрать главу

Сублимация

***

Сублимация (от лат. Sublime) — действие, направленное внутрь себя.

Человек, не знающий, что такое «действие, направленное внутрь себя», не может называться человеком сублимирующим (homo sublime).

Человек сублимирующий (homo sublime) — особь, все действия которого направлены на заглушение внешних импульсов и собственных инстинктов.

Человек сублимирующий также может быть назван мертвецом (deadman), аскетом, маньяком (maniac) в зависимости от того, насколько сильны его подавляющие alter ego способности.

Удачной прогулки с нами, мудаками!

Книга Первая. «От С до Я»

Предисловие

Этот роман является полностью автобиографическим. За исключением лишь того, что главного героя зовут Рональдом, и мне он не знаком.

Структура текста несколько сюрреалистична. Поэтому прочтение романа может быть как затруднено, так и упрощено.

Полностью миф о Великом Френе, его странствиях и смерти можно найти в книге «Космические были, т.1. Изначальное».

Частое упоминание каких-либо наркотиков не является преднамеренным, но и чисто случайным не является тоже.

Лыжи — это специальные дощечки с продольным желобком снаружи и с креплением на противоположной плоскости. Их предназначение — доставить индивидууму массу хлопот и в конце концов умертвить его с помощью мороза, сломанных конечностей и прочих спортивных радостей.

За сим откланиваюсь,

ваш Лавров.

P. S. С минуты на минуту ожидаю Великого Валдага, ибо путь наш неведом, бредем впотьмах, аки…

***

Если бы я знал, чем все закончится… Если бы я знал, чем все закончится, я бы не начинал. Честное слово, мог бы и потерпеть. Занялся бы спортом, в крайнем случае. Очень люблю лыжи. До сих пор люблю, и верю, что, если бы тогда знал, чем все кончится, то бросил бы, не начиная, встал бы на лыжи, и вперед! с гор! Навстречу холодному ветру и снежным лавинам, напевая про себя: «ля-ля-ля, ля-ля-ля…»

Теперь поздно. Те, с кем я говорил (а они по образованию — врачи), отвечали мне невпопад, а то и просто делали вид, что ждут чего-то важного, или непрерывно взбалтывали содержимое склянок, и не произносили ни слова, лишь косились… Отвратительные врачи. Но, благодаря им, я понял, что для меня все кончено. Надежды нет. Ни малейшей, хотя это и облагораживает. То есть дает возможность как-то чем-то себя успокоить, что ли, либо простить, либо и ее тоже… Все… Невозможно сосредоточиться. За окном светит солнышко и поют птички. Так вот, друзья, стукнуло мне девятнадцать, и имя мое было — Рома. Я был почти безупречен, и, только окончив школу, вступал во взрослую жизнь с твердым намерением трахнуть именно ту единственную, ту желанную, ради которой я, собственно, и появился на свет.

Глава 1. Я — дома — 1

Ну и, конечно, я собирался заняться подготовкой к поступлению в институт. Для этого у меня были все данные: густые длинные волосы, красиво очерченный рот, невыносимо голубые глаза, в которых, по словам моей мамы, отражалось небо во всей своей бездонной глубине… Кроме вышеперечисленного, я имел минимальный, но, тем не менее, достаточный багаж знаний в пределах средней школы, добавить к которому было буквально нечего.

— Я все знаю, — заявил я утром, съев положенную мне на блюдце яичницу из двух яиц.

— Ты знаешь еще так мало, — произнесла в ответ мама, — можно сказать, ты вообще ничего не знаешь. А для поступления в институт, мой мальчик, требуется нечто большее, чем бездонная глубина твоих глаз. Кстати, кто подбил тебе левый?

О! Это была длинная история… А, если в двух словах, то Павлик.

— Павлик, — сказал я маме.

— А за что? — спросила мама.

Я задумался. Ответить, «за что», не представляло особого труда, но вот ответить так, чтоб стало ясно, «ЗА ЧТО» — для этого требовалось нечто большее, чем утренняя беседа за столом.

— Понимаешь, мама, — начал я, — у нас во дворе живет девушка Оля. Может, ты ее встречала, или видела иногда мельком. Она частенько ходит в булочную с рюкзаком.

— Эту девочку зовут Олей? — удивилась мама, — я почему-то думала, что она дочь Люмбергов, Эвелин. Я вижу ее почти каждый день то с рюкзаком, то с высоким русским мальчиком в темных очках.

— Вот это и есть Павлик, — воскликнул я, — он ее парень, или друг, или бойфренд, или ухажер, или любовник, или муж, или…

— Достаточно, — сказала мама, — тебе кофе со сливками?

Инцидент был исчерпан. Мне даже не потребовалось объяснять, что я просто ущипнул эту Олю за грудь, вернее — хотел, хотел всей душой, а вместо этого схватил с ее плеч рюкзак и помчался как сумасшедший на чердак, где давился тремя батонами и одним дарницким хлебом. Могу сказать, что в те мгновения я ощущал себя мужчиной, настоящим ковбоем, а куски хлебобулочной продукции, исчезающие в моем чреве, были как первые ласточки Великого Знания Секса. Я чувствовал, что еще немного, и я кончу, вот только дожевать бы эту корочку дарницкого… Но доесть мне не дали. Меня выследили, словно враги, малые дети, а этот Павлик ворвался, как вихрь, и врезал в глаз мне, как бог. Я сразу упал, чуть не потерял сознание, и увидел, как первые ласточки Знания улетают прочь.

— В следующий раз, — сказал Павлик, — я сотру тебя в порошок. Я уничтожу твой мозг, я распылю тебя, как Великий Валдаг распылил когда-то Френа.

Он ухмыльнулся. Это уже было лишнее, но сейчас он правил бал, это была его игра, а я лишь пытался удержать последнюю ласточку.

Павлик нагнулся ко мне, и, глядя прямо в глаза, произнес:

— А ты ведь хотел ущипнуть мою девчонку за грудь! А?!

Я вскрикнул. Как он узнал?! Он Сатана!!!

— Двадцать баксов, и ты можешь сделать это прямо сейчас, — закончил он, и протянул мне ее грудь, всю в голубом платье, а под ним в белом лифчике.

— Щипай! — заорал он, — и гони баксы!

— Уйди, — прошептал я, и последняя ласточка Великого Знания исчезла вдалеке.

Ну и мог ли я рассказать об этом маме?! Рассказать так, чтоб она поняла, «за что» Павлик подбил мне глаз. Моя мама — святая, и она бы решила, притом вполне обоснованно, что я свихнулся вконец.

Да и перед людьми стыдно.

— Мой дорогой, — сказала мама, когда я допил кофе и медленно потянулся из-за стола, — если ты все еще хочешь поступить в институт, то тебе необходима Библиотека.

— Я постараюсь, мама, — кротко ответил я.

— Ты не понял, мой мальчик. Библиотека — не состояние, а учреждение на Фонтанке.

Я промолчал, так как был твердо уверен, что и состояние, и учреждение — суть одно — названия, обозначающие понятия. Никакого особенного различия меж ними я не видел.

— Хорошо, мама. Ты говоришь — на Фонтанке? Это далеко. Мне нужны деньги на дорогу.

— Возьми, где всегда, милый.

Я обыскал всю квартиру, пока не нашел, где это «там, где всегда». То есть я, конечно, знал, где это (в шкатулке в прихожей на столике), но решил проверить, не может ли место под названием «там, где всегда» находиться где-либо еще (под ванной, в сливном бочке, в зимней куртке). Если бы мое предположение подтвердилось, то я бы каждый день брал по двадцать баксов и шел бы щипать грудь. А денег, как вы понимаете, меньше бы не становилось, потому как мест в трехкомнатной квартире — уйма (например, в чулане, в правом ботинке, под письменным столом, в раковине).

Но я обломался. «Там, где всегда» было лишь в одном месте — там, где всегда. Да и двадцати баксов там не было.

Глава 2. Библиотека

Дорога в Библиотеку… Путь, рассчитанный на таких же, как я, абитуриентов, имеющих в своем распоряжении лишь тетрадь да ручку и не имеющих вовсе никакого понятия о том, что такое женщина, где именно женщина, а главное, зачем и есть ли смысл. Мне казалось — есть. По крайней мере, пока я шел от Гостиного до моста, где сумасшедшие кони топчут нудистов, я видел около двух десятков девушек, внешность которых так и вопила: «Возьми и съешь»! Но, вместе с тем, в глазах красавиц не было и намека: как взять, с чем съесть… Меня это удручало. Как никогда, я чувствовал в себе небывалый заряд того, что в книгах называют «сексуальностью», но вынужден был усмирять свой дух, и, что не менее сложно, свою плоть. Она-то как раз рвалась наружу, и если бы вот эта девушка в зеленой юбке и желтой футболке до пупка была бы чуточку внимательней, то, черт возьми, извините…